В Риме со свободой выражения мнения и мыслей стало уже сложнее.
Говорить свободно могли лишь члены сената. Были изгнаны и Овидий и Ювенал.
Калигула сжигал писателей живьем, опередив инквизицию на много веков. Но идея борьбы с инакомыслием действительно широко проявилась в лишь четвертом веке, когда христианство стало официальной религией Римской империи. Многобожие сменилось единобожием и обязательным единомыслием. Любое уклонение от признаваемой доктрины стало считаться тяжким преступленим. После императора Феодосия церковь стала преследовать и уничтожать не только иноверцев, но и тех христиан, которые сколько-нибудь отклонялись от традиционной доктрины или практики. Таким образом был пройден решающий этап в развитии идеи, сделан решающий поворот – ОТ УНИЧТОЖЕНИЯ ВРАГОВ К УНИЧТОЖЕНИЮ ДРУЗЕЙ. Идея стала взрослой. Так личинка превращается во взрослое насекомое.
Первый каталог запрещенных книг появился в 496 году. В 1231 учреждена инквизиция, которая оставалась одной из самых влиятельных сил на протяжении пяти веков. С 1487 года книги стали подвергаться цензуре не после появления, а до публикации. Книгу разрешалось печатать только после того, как она была одобрена. Каталог запрещенных книг издавался церковью вплоть до 1948 года.
В начале двадцатого болезнь нетерпимости к инакомыслию, с давних времен мучившая человечество, обострилась снова и истребила сотню миллионов людей за несколько десятилетий. И именно в начале двадцатого вся власть в обществе перешла к массам.
Эволюция идеи нетерпимости – есть эволюция масс и эволюция человека массы.
Двадцатый век неожиданно породил тоталитарные системы: в первую очередь коммунизм и фашизм. Историю коммунистической партии мне пришлось изучать в школе и в университете на протяжении примерно десятилетия. Главное впечатление от этого изучения легче передать на примере: когда-то Амосовым был описан случай в операционной, когда псих поднялся с операционного стала, взял скальпель и начал стоя вырезать им кусочки из собственных внутренностей. Хирурги некоторое время не могли приблизится к этому вооруженному человеку и он продолжал оперировать на себе. Это, конечно, жутко. Примерно та же жуть охватывает при изучении истории партии. Некая сила берет скальпель и отрезает от самой себя куски. Вначале отрезаются одни не-вполне-единомышленники, потом другие, потом вроде бы, в оставшемся куске кровоточащей плоти единомыслие кажется абсолютным, но и в этой единой мысли находят ньюансы, позволяющие отсечь новые куски, сила растет, кромсая собственное тело. Когда инакомыслящих не остается, начинают отсекать потенциальных еретиков, когда же не остается и таких, еретиков специально выдумывают, создавая их вновь и вновь. Ленин Сталин, Муссолини, Гитлер и множество диктаторов поменьше шли путем нетерпимости. Они уничтожали друзей. Мы в свое время называли это коммунистической принципиальностью.
По сравнению с новыми борцами за чистоту идеи старые инквизиторы кажутся образцами доброты. За пять веков инквизиция сожгла на кострах всего лишь тридцать с лишним тысяч человек. Эта величина просто теряется в сравнении с числом смертей нашего века.
е) Человек массы напоминает избалованного ребенка
Не только избалованного ребенка, но и «сорного» подростка, или даже несовершеннолетнего хулигана, лет четырнадцати. И тот и другой любят общество подобных себе ("дураки обожают собираться в стаи", – пел известный бард), и тот и другой решают проблемы не умом, а насилием и физической силой, и тот и другой скорее грубо сексуален, чем романтичен, употребляет алкоголь, легко ругается матом. И тот и другой ценят лишь громкое, яркое, большое и сильное – практически лишены эстетического вкуса. И тот и другой не хотят меняться, потому что считают свою персону идеалом. То есть, человек массы есть человек остановившийся в моральном развитии, остановившийся на уровне ребенка или подростка – морально недоразвитый или морально дегенерировавший. Это человек-примитив.
4.3. ПОРТРЕТ ПРИМИТИВА
Если благородный человек, герой, личность, описывался в литературе всех времен и народов, то изображение человека массы можно найти, за редким исключением, лишь у писателей двадцатого века. Это естественно, ведь именно в двадцатом этот репейник и расцвел своим полным цветом. Давайте посмотрим на один из портретов примитива.
…когда они оба облокачивались на железные перильца балкона, зады у них были точь-в-точь одинаковые – большие, торжествующие, туго обтянутые по окатам одинаковым клетчатым сукном.
Еще раз: мир будет потен и сыт. Бездельниками, паразитам и музыкантам вход воспрещен. Пока сердце качает кровь, нужно жить, черт возьми. Густав вот уже два года копил деньги, чтобы жениться на Анне, купить буфет, ковер.