Психопатология в русской литературе

Вот это самое «Оно» Достоевский назвал «подпольем», предвосхитив тем самым идеи творца психоанализа. Нарисовано это подполье особенно ярко в «Записках из подполья», да и в других произведениях («Братья Карамазовы», «Преступление и наказание» и др.).

Достоевский описывал «подполье» как вместилище всех человеческих пороков, все самое гнусное, мерзкое отвратительное, что есть в человеке – зависть, жадность, ревность, прелюбодеяние, страсть к мучительству, извращенная похотливость – «все семь смертных грехов», покоящиеся до поры – до времени на темном дне погреба и вырывающиеся иногда наружу, сея смерть, разрушения, унижая и оскорбляя слабых, растлевая детей, бросая людей в волны смрадного разврата.

Да и не понаслышке знал об этом «сумрачный гений», он сам прочувствовал и пережил заточение в этом подполье. А откуда бы иначе он мог знать тонкости грязных страстей, искушенного перверсного секса. Откуда? Да из собственного жизненного опыта и необузданных сексуальных фантазмов. Ведь все творчество писателя пропитано насквозь извращенной сексуальностью. Д. Мережковский пишет, что «рассматривая личность Достоевского, как человека, должно принять в расчет неодолимую потребность его, как художника, исследовать самые опасные и преступные бездны человеческого сердца преимущественно бездну сладострастия во всех его проявлениях, начиная от самого высшего одухотворенного, граничащего с религиозным восторгом – сладострастия «ангела» Алеши Карамазова, кончая сладострастием злого насекомого, «паучихи, пожирающей самца своего», – тут вся гамма, вся радуга переливов и оттенков этой самой таинственной из человеческих страстей, в её наиболее острых и болезненных извращениях».

Но, прежде всего, – это повышенная сексуальность писателя в молодые годы. В 1845 году Достоевский пишет брату о «Минушках, Кларушках, Маринах и т. п.», которые «похорошели донельзя, но стоят страшных денег. «На днях – пишет Достоевский – «Тургенев и Белинский разбранили меня в прах за беспорядочную жизнь… Я болен нервами, и боюсь горячки или лихорадки нервической. Порядочно жить я не могу, до того я беспутен…»

Писатель говорил о себе самоунижительно: «А хуже всего то, что натура моя подлая и слишком страстная». А вот что выходит из уст «подпольного человека»: «Развратничал я уединенно, по ночам, потаенно, боязливо, грязно, со стыдом, не оставлявшим меня в самые омерзительные минуты и даже доходившем в такие минуты до проклятия. Я уж и тогда носил в душе моей подполье».

Да и секс у Достоевского носит уничижительный, какой-то жалкий характер, оставляя за собой ощущения тягостного омерзения. «Мечты особенно слаще и сильнее приходили ко мне после развратика, приходили с раскаянием и слезами, с проклятиями и восторгами», – так устами писателя говорит «подпольный человек».

А рассуждения о «соусе для развратика», состоящего из противоречия, страдания и мучительного внутреннего анализа, что придавало особую пикантность и даже смысл этому «развратику». Совсем другая картина нарисована Достоевским при свидании «подпольного человека» в доме терпимости с молоденькой проституткой Лизой. «Вспомнилось мне тоже, что в продолжении двух часов я не сказал с этим существом ни одного слова и совершенно не счел этого нужным; даже это мне давеча почему-то нравилось. Теперь же мне вдруг ярко представилась нелепая, отвратительная, как паук, идея разврата, который без любви, грубо и бесстыже, начинает прямо с того, чем настоящая любовь венчается».

Странен до жути, уродливо-вывернутый сексуальный мир Достоевского: «Из темных углов и «смрадных переулков» приходят женщины – грозные и несчастные, с издерганными душами, обольстительные, как горячие сновидения юноши. Страстно, как и сновидения, тянутся к ним издерганные мужчины. И начинаются болезненные, кошмарные конвульсии, которые называются здесь любовью» (В. Вересаев). Мы еще вернемся к описанию «подполья» Достоевского, еще более мрачных его картин.

А теперь перейдем к анализу собственной сексуальной жизни писателя. Мы уже кое-что знаем об этой стороне жизни Достоевского в докаторжный период.

Отбывая солдатскую службу в Семипалатинске, Достоевский знакомится с женой спившегося чиновника Марией Дмитриевной Исаевой. В ту пору молодой, образованной и привлекательной женщине было 29 лет. Писатель влюбился в нее безудержно, роман разгорелся нешуточный. Но вот беда, был у Марии еще один любовник – учитель Вергунов. Началась, как бы сейчас назвали, «любовь втроем». Мария не сдерживала своих чувств к учителю, рассказывала об этом Достоевскому, приводя бедного писателя в неописуемое бешенство, доводя его до рыданий.