Психотерапевт

Моргаю, чтобы не расплакаться: счастливые воспоминания о детстве всегда вызывают у меня слезы. Я скучаю по Нине, по родителям, скучаю по всему, что нам не довелось делать вместе. И вдруг, стоя перед открытым шкафом, понимаю. Здесь кто-то прятался.

В оцепенении опускаюсь на кровать. Ну конечно, Лео. В тот день, когда мне показалось, что я увидела его в окне кабинета, в этой комнате явно ощущался запах его одеколона. Я тогда подумала, что он прячется за дверью ванной, а он, видимо, был в шкафу. Сказал, что не приезжал, и Джинни тоже подтвердила, что он был у них, звонил мне из гостевой комнаты на втором этаже. Джинни мне врать не стала бы, так что он, видимо, улизнул, пока она не видела, когда Марк играл в гольф с Беном. Но зачем ему от меня прятаться? Голова идет кругом. Какой нелепый поступок для взрослого человека — прятаться в шкафу. Как он вообще туда уместился? Впрочем, шкаф глубокий, пространство между дверцей и штангой для вешалок большое, так что, наверное, вполне уместился.

Я возвращаюсь к шкафу и захожу внутрь, потом поворачиваюсь лицом к комнате и закрываю за собой дверцы. Для меня места тут вполне достаточно, и для Лео — тоже, даже его крупные ступни уместились бы. И главное, если бы кто-нибудь вошел сейчас в спальню, я бы увидела его через щели в дверцах. А он меня — нет.

Я толкаю дверцы и выхожу из шкафа, в ужасе от мысли, что Лео мог там прятаться. Мне хочется только одного — поскорее убраться прочь из этой спальни, прочь из этого дома. Я тянусь на верхнюю полку, над штангой, где лежат, аккуратно сложенные, мои свитера. Тот, который я ищу, — синий, под цвет джинсов, — оказывается нижним в стопке. Засовываю под него руку, чтобы вынуть аккуратно, не разворошив всю стопку, и рука касается чего-то пушистого, похожего на мех. Вскрикнув, инстинктивно отдергиваю руку — даже подумать жутко, что это может быть такое — дохлая мышь или, еще хуже, гигантский паук! Жду, пока пульс восстановится: надо спокойно достать стопку свитеров и посмотреть, что там под ней, а не сбрасывать все разом вместе с этой странной штукой. Полка слишком высокая, я приношу из угла комнаты стул и ставлю перед шкафом. Залезаю на него, набираюсь смелости и осторожно приподнимаю свитера.

Вопль вырывается из моей груди, и я, потеряв равновесие, перелетаю через спинку стула и, выронив свитера, падаю на пол. Задыхаюсь, с трудом ловлю воздух и ощупываю себя — все ли цело. В локте и левой ноге сильная пульсирующая боль, и затылком я тоже здорово стукнулась. Пролежав несколько секунд, с усилием поднимаюсь на ноги, опираясь на опрокинутый стул и не обращая внимания на боль, которая пронзает руку. Мне до того страшно, что из глаз льют слезы. Я стараюсь убедить себя в том, что мне только показалось, будто под свитерами лежит пучок длинных светлых волос, но прекрасно знаю, что мне не показалось. В голове кружатся сбивчивые возражения:нет-нет, это не волосы Нины, нет, Лео ее не знал, не убивал, не мог ее убить, ни за что бы ее не убил, — но все мои «нет» натыкаются на суровые факты:он хотел этот дом, именно этот, — и я прихожу к ужасающему выводу:он знал Нину, он убил ее здесь, в этом доме, отрезал ей волосы и хранил как трофей. А теперь вернулся на место преступления.

Страх, что это волосы Нины, сильнее, чем боль в руке или ноге. Я тянусь за телефоном, чтобы звонить в полицию, хотя прекрасно понимаю, что меня примут за сумасшедшую. Может, я и в самом деле сошла с ума, может, это шутки моего воображения, может, на самом деле я видела что-то совсем другое. Преодолевая дрожь, делаю шаг к шкафу, вытягиваю шею, чтобы заглянуть на полку. Он по-прежнему там, отрезанный хвост длинных белокурых волос, перехваченный вверху и внизу красной лентой.

Но ведь Лео не убивал Нину. Перебирая в голове доводы, почему Лео никак не может быть убийцей Нины, не свожу глаз с этих волос и вдруг вижу: с ними что-то не так. Подхожу ближе и вижу, что они блестят как-то неестественно и выглядят чересчур идеально. Мне ужасно не хочется прикасаться к ним, но нужно разобраться. Я протягиваю руку и осторожно провожу по ним пальцем. И с облегчением выдыхаю. Волосы не настоящие, это синтетика.

Падаю на кровать. Зачем Лео спрятал в шкафу хвост из синтетических волос, который любой — любой, кто знает, что случилось здесь с Ниной, — принял бы за ее волосы? Чтобы меня напугать? Увидел, как я достала ключ из его бумажника, и решил сыграть со мной злую шутку?