Не знаю почему так распорядилась судьба, но к нам в палату поступила маленькая крошечная девочка, из двойни. У неё была обычная операция по удалению паховой грыжи. По сравнению с моей дочерью она была крохой, чуть больше мужской ладони… маленькой крохой совсем не умеющей плакать. И когда я узнала, что малышке уже три месяца, я была поражена, сравнивая её со своей дочерью. От медсестёр узнала, что её мать с момента родов ни разу не появлялась в больнице, пока её выхаживали. Вторая девочка — её сестра, была уже отдана матери.
Наверное эта маленькая одинокая девочка спасла меня тогда. Её копошение в кроватке выводило меня из состояния стопора, возвращая к жизни. Украдкой от медсестёр я брала её на руки и качала, делясь своей любовью. Я пела им двоим колыбельную, ту которую знала с детства.
С медсёстрами у меня сложились очень тёплые отношения: они дали мне пару лишних стульев, чтобы я могла спать в палате. Я думаю, они все прекрасно знали про мои ночные укачивания на руках чужого ребёнка, однажды одна из медсестёр меня предупредила, что я могу привыкнуть к девочке.
И я привыкла за те пять суток, которые она была рядом. А потом её выписали. Мать приехала забирать её только на следующие сутки, саму её в отделение не пустили, а вот то, что принесла медсестра для выписки поразило меня до глубины души и возмутило. Вещи были грязными, прокуренными, детское одеялко воняло псиной и блевотиной.
И я достала вещи своей дочери, те вещи, которые готовила на выписку ещё беременной.
— Вам же пригодятся, — почти не сопротивляясь возразила медсестра.
— Ей они сейчас нужнее, а мне привезут новые, — только и смогла вымолвить я. И мы обе плакали, старательно скрывая слёзы друг от друга, одевая в белоснежную красоту чужую маленькую девочку. И потом она её унесла.
А следом с её уходом остановилось и сердце моей дочери.
Я видела, как реанимационная бригада начала боролась за её жизнь. И когда дверь реанимации закрылась я всё поняла.
— Это всё, — только и смогла вымолвить я, стоя в коридоре больницы. В этот момент мне прилетела смс с незнакомого номера: «Я сделала всё, чтобы ты сдохла вместе с дочерью. Максим любит только меня. Вы обе подохните очень скоро!»
Кровь под моими ногами заметила медсестра, а потом густая тьма…
Я лечу вверх просто в пространстве, нет никаких коридоров. Просто парение в пространстве, лёгкое, приятное. Мне здесь хорошо, блаженство.
Передо мной в пространстве появляется женщина, пожилая и она мне знакома, сестра моей бабушки, которая умерла лет десять назад. За её спиной яркий ласкающий свет, а она сама мне ласково улыбается.
— Когда закрывается одна дверь, всегда открывается другая, произносит она.
И я падаю обратно вниз, стремительно. Врываюсь в тело, боль кромсает меня и снова тьма…
— Я теперь помню про дочь всё и странную смску помню, — говорю я Демьяну, прижимаясь к нему всем телом и найдя у него то утешение, которого не дал мне когда-то муж. — То, что у меня нет матки мне сказал врач, уже после того, как я пришла в себя совсем. Они не смогли остановить кровотечение. Я думала муж бросил меня потому, что я стала бесплодной. А он ушёл потому, что тоже потерял дочь.
— Я исполню твоё желание, — тихо произносит Дэмьян. — Теперь я знаю как его исполнить, нужно лишь победить в отборе.
— 35-
Обнимая Дэмьяна и прижимаясь к нему, я снова задремала. От внешности русалки ничего не осталось: ни зелёного цвета кожи, ни волос — русалочий коктейль продержался меньше суток. Судя по всему, он вчера вечером применил ко мне магию и сейчас снова погружает меня в спасительный сон. Боль от воспоминаний, терзающая меня, отступает, медленно растворяясь.
— Ты будешь помнить, но боль не будет сводить тебя с ума, — тихо шепчет Дэмьян, — я заберу её себе.
— Не надо, — шепчу ему засыпая.
— Твоя боль принадлежит мне, — возражает он и целует меня в висок. — Мне очень жаль, но я не способен забрать эмоцию на вершине её пика. И чтобы вспомнить ты должна была её пережить.
— Не усыпляй меня снова, — борюсь со сном и понимая, что горе внутри меня затухает, как костёр, на который льют воду. — Я готова бороться.
— Мне нужно оставить тебя на время одну, ты справишься? — осторожно спрашивает меня верховный, переставая погружать меня в магический сон.
— На жемчуге ужасно неудобно спать, — рефлекторно потираюсь кончиком носа о его кожу. — У меня нос чешется.
Сонливость отступает. Внутри спокойно, сердце спокойно бьётся. Воспоминания остаются в моей голове, не вызывая невыносимых болезненных эмоций, которые недавно сжигали меня.
— Не совсем понятно, как твой нос связан с жемчугом, — шутит демон, в голосе нотки неподдельной нежности. И под нами исчезают все жемчужины и бусы тоже.
Полностью просыпаюсь.
— Бусики оставь, — возмутилась, открывая глаза и осматривая его на наличие царапин. Царапины почти исчезли, оставив после себя белые полосы, который тоже медленно исчезали.
— Я думал, что квест с бусами мы прошли до конца, — сколько тепла и заботы в его словах. На моей шее появляется одна скромная нить из жемчуга.