Утро радует разнообразием. Я просыпаюсь не одна, а в компании умопомрачительно красивого мужчины, разметавшего по подушке уши и гриву, а по мне ноги и руки. Пытаюсь вылезти из-под конечностей, мне на ухо ворчат, что в кои-то веки выходной, надо поспать. У него, может, и выходной, а у меня Орстен через полчаса, а вечером двойная встреча с Тельгой, магический гипс на руке не повод не выходить на работу. Поэтому я все-таки умываюсь, выбираю рабочее платье, которое не нужно застегивать, и иду готовить завтрак на двоих.
Сей миролюбив и разговорчив, развлекает меня байками из начала его карьеры, когда он был рядовым оперативником, типа Рейвена. Кстати, они почти ровесники, но Рейв не хочет нагружать голову еще и интригами и уходить из полевой работы в кабинет.
– Ты мне должна желание, помнишь?
– Да. Чего ты хочешь?
– Вылечить руку. Целитель из меня средненький, но стихия воды может многое. Завтра ничего не планируй, отведу к моему водопаду, попробую помочь с восстановлением. Что скажешь?
– Хорошо. Сразу после клиента, извини, отменять не буду.
Прощаюсь с эльфом, прошу захлопнуть за собой дверь и иду работать.
Орстен сегодня выглядит более… взъерошенным, что ли. Никак не могу понять, за счет чего складывается такое впечатление. Одежда в порядке, мундир застегнут под горло, начищенная обувь, аккуратная по-военному короткая стрижка. Поняла! Глаза другие. В них смятение, тревога… еще что-то. Просто живой человек, а не робот, каким он себя показывал на первой встрече. Мужчина коротко соболезнует в связи с разрушением клуба, желает мне скорейшего выздоровления. Я сдержанно благодарю и ответно интересуюсь, не проявлялся ли на неделе симптом.
– Нет, живот не болел… Но все равно это худшая неделя в моей жизни. Все валилось из рук, я часто ошибался, даже на жену накричал. Это совершенно для меня не характерно. Вы предупреждали, что может стать хуже. Но мне это не нравится. Я теряю над собой контроль, я не могу себе этого позволить. Может быть, пусть лучше останутся боли? Верните мне самообладание.
Поздно, джинн выпущен из бутылки. Но вслух говорю другое.
– Как вам кажется, почему это с вами происходит?
– Не знаю. Всю неделю в моей голове были мысли, это мешало сосредоточиться на делах. Я… сомневался. Думал. Про сына. Про то, как воспитывали меня. У моего отца тяжелый характер. Только его точка зрения правильная, нельзя иметь другое мнение ни матери, ни мне… Когда я был маленьким, малейшее неповиновение пресекалось быстро и жестко… Может быть, даже чрезмерно, не думаю, что все это было так уж необходимо, я и так был достаточно послушным ребенком… Когда родился Чейси, я решил, что буду воспитывать его по-другому. Что буду ему все растолковывать, объяснять, а не требовать слепого подчинения. Только у меня не получилось. Когда он плакал не по делу, капризничал, гундел, меня охватывала такая ярость, что я ничего не мог с собой поделать. И эти бесконечные споры, упрямство! Я пытался ему что-то втолковывать, правда пытался, но это бесполезно. Он не понимает слов, его можно только подавить ментально.
Я не ослышалась?
– Вы подавляете волю сына… используя магию?
– Да.
– Зачем?
– Чтобы он стал нормальным мужчиной.
Иногда очень трудно не осуждать. Но клиенту не станет легче, если я за его же деньги скажу «фу таким быть». Жесткость отца травмировала моего клиента, и теперь он «отыгрывает» этот же сценарий, только уже в роли палача.
– Почему для вас настолько важно, чтобы сын подчинился вам?
– Он мой сын, он обязан делать то, что я говорю.
– Так же, как вы были обязаны подчиняться вашему отцу?
– Да!
Если эту неделю у клиента и были сомнения в правильности его метода воспитания, то сейчас он пытается доказать мне, а заодно и себе, что отношения отца и сына могут быть только такими. Надо пробовать разворачивать на то, к чему это все приведет.
– Какие у вас сейчас отношения с отцом?
– Нормальные. Ровные.
Я молча смотрю ему в глаза. Всем своим видом показываю, что его ответ не закончен. Орстен сдается первым, неопределенно пожимает плечами.
– На самом деле я не слишком люблю приезжать к ним.
Ну наконец-то! В непогрешимом образе всегда правого папочки появился намек на пятнышко.
– Что вы сейчас чувствуете к нему?
– Благодарность. Он воспитал меня достойным человеком.
– Только лишь благодарность?
– Может быть, досаду. Мне бы хотелось иногда поговорить с ним… ну, нормально, по-человечески. А не докладывать о проделанной работе.
– Похоже, вы бы хотели, чтобы ваши отношения были более теплые, душевные.
– Наверное, да. Но это невозможно. Он просто такой человек… абсолютно несгибаемый. На деда похож. Тот, говорят, вообще был аллор.
Я так понимаю, это метафора чего-то несокрушимого.
– Как вы думаете, какими словами ваш сын мог бы охарактеризовать вас?
– Жестокий. Справедливый… Придирчивый?
И вдруг, с отчаянием:
– Он говорит, что я тупой и ничего не понимаю в жизни! Ася, я ломаю его? Скажите, мне что, нужно перестать его воспитывать? Пусть будет размазней?
Вот теперь его надо поддержать, пока клиент не впал в другую крайность.