Психотерапевтические беседы в эпоху пандемии

Из восьми приглашенных ученых удалось взять четырех. Шел двенадцатый час, Дом журналистов гудел как потревоженный улей. Центральный вход осаждала толпа страждущих попасть на заседание. В то время как журналисты колесили по Москве в поисках гуманоида, сотрудники угрозыска разыскивали похищенных ученых.

В 11.15 на столе капитана милиции Соколова зазвонил телефон.

На проводе был дежурный по городу:

– Вы докладывали о задержанном по фамилии Ким. Или Кым?

– Так точно, товарищ майор! Кыш.

– Ну, Кыш. Его нужно немедленно препроводить в Центральный дом журналистов.

А еще через несколько минут Соколов принял телефонограмму от дежурного врача 67-й городской больницы: исчез пациент.

– Острижен наголо? Та-ак… Бородка? Та-ак. А он случайно не из ученых?

Положив трубку, капитан подумал, что такого беспокойного воскресного дежурства у него еще не было.

3. «Пора, брат, пора…»

Путешествуя воздухом, я всегда жду, когда самолет поднимется над облаками, мне нравится смотреть на небо «сверху». Пролетая над густой облачностью, воображаю, будто мчусь на аэросанях по бескрайней снежной пустыне. Или мысленно облекаю облака в законченные формы – тела мифических животных, лики святых, а то и целые баталии из античных сюжетов. Вот и сейчас мой взгляд остановился на «крылатом» облаке. Из нижней части выступают два мохнатых отростка – «ноги», а сверху нечто вытянутое – «шея». В воображении проступал контур большой птицы. Орел с распростертыми крыльями, вцепившийся когтями в камень.

Мы вольные птицы,
Пора, брат, пора
Туда…

Я почувствовал сопричастность к пушкинскому узнику и к этой гордой птице, которая, «со мною задумав одно», тоже стремится «туда»…

Самолет шел на посадку. Он зарылся в облачность, и «орел» исчез. Железную махину трясло, она переваливалась с боку на бок, отчего пропадала земля то справа, то слева. Временами казалось, что мотор захлебывается, и тогда становилось жутковато. Наконец облачность прорвало, и под крылом самолета открылась Вена.

Я проснулся ночью, проснулся от знакомого голоса: «Любимый, не спи…». Приснилось.

…Самолет на Вену отправлялся в четырнадцать часов, но мы прибыли в аэропорт Шереметьево утром, чтобы занять очередь на таможенный досмотр ручной клади. Основной багаж, прошедший досмотр три дня назад, отправится в Италию железной дорогой, потом через океан – в Америку.

Здание аэропорта запружено людьми, улетающими и провожающими, и работниками разных служб. Уединиться негде. Заняв очередь, мы вышли к стоянке такси.

Мотель «Союз» находился в нескольких километрах от аэропорта. У входа в ресторан нас встретил швейцар. Наметанным глазом он оценил ранних посетителей и сделал приглашающий жест.

– В двенадцать нужно такси, – бросил я.

– Будет сделано, – услужливо ответил швейцар. – Отдыхайте.

В это серое будничное утро ресторан был почти пуст, два официанта неторопливо обходили столы, меняли скатерти. Мы заказали по бокалу белого вина, курили и мало разговаривали. Да и о чем говорить, и так ясно: я улетаю, она остается.

Последние дни мы только и обсуждали, как преодолеть преграды, стоящие на пути к нашему воссоединению. И каждый раз оказывалось, что что-то не учли, забыли. Сейчас же разговор не клеился. Если бы мысли обрели видимость, то между нашими головами вспыхнул бы серо-пепельный мост, как дымок от не желающих возгореться осенних листьев. И если бы пытливый физиолог погрузил руку в это пси-поле, то почувствовал бы острые электрические покалывания.

– Ты меня не забудешь? – снова и снова спрашивал я, заглядывая в глаза Марины.

Обычно она морщилась в ответ: «Ты только пиши чаще». Сейчас же грустно улыбнулась и покачала головой:

– Вот ты говоришь, а сам первый забудешь. – Потом, спохватившись, принялась торопливо что-то искать в сумочке. Достала замысловатый брелок: – Это талисман. Золотой. Я его заговорила, чтобы никакая другая женщина не вскружила тебе голову. – Она продернула через отверстие в брелке кожаный шнурок и повязала мне на шее. – Будь там осторожней, говорят, китайцы какой-то вирус в Италию занесли.

– Не беспокойся, – отвечал я, – нас, транзитников, в резервации под Римом содержат.

– Любимый, что бы ни случилось, мы будем вместе, – сказала Марина. – Главное – в это верить.

Была ли сама Марина уверена в этом, не знаю, ведь в моих глазах она искала подтверждение.

Швейцар помахал нам рукой:

– Такси ждет.

При досмотре ручной клади эмигрантов беспредельно царит принцип «симпатичный – несимпатичный». Если эмигрант не вызывал антипатии, держался спокойно, ему разрешалось пронести в салон самолета лишнюю баночку черной икры и бутылку шампанского. Но чаще, ссылаясь на инструкцию, таможенники изымали из сумок «лишние» вещи. Если кто-то протестовал, следовал ответ, мгновенно восстанавливающий порядок: «Сейчас вообще снимем с рейса».