Психотерапевтические истории. Хроники исцеления

Карл — ночной человек. Он способен просиживать часами перед телевизором, а затем где-то полпервого ожидает бурных действий, но я от травки и порции телевизора после краткого воодушевления впадаю в сон. Однако рано утром я чувствую себя прекрасно, посвежевшей. Зато Карл похож на семимесячного недоноска, не готового к встрече с миром, и не говорит, а рычит. Моя привычка поспать для него сущий изъян; своих изъянов он не замечает.

Вы пришли к выводу, что Карл считает, что я не меняюсь. Думаю, вы разочаровались, когда я согласилась с ним, подтвердив, таким образом, его вердикт. Полагаю, я не меняюсь в том смысле, что, в отличие от него, никогда ничего не делаю только ради успеха. Иногда это происходит естественно или просто чудесным образом. Однако я все же выпускаю молодые листочки. И надежду, что является невинной, хрупкой версией моего эго. На занятиях я менялась, и дома с Карлом диапазон моих эмоций и дерзаний был шире. Но на занятиях я все же позволяла вести себя на веревочке и предпринимала лишь осторожные инициативы.

Карл много говорил о том, что он был вынужден ограничить круг своих друзей, потому что принцип доминирования был для него определяющим. А вы сказали, что я, возможно, была для него недостаточным вызовом, и поэтому он так часто возмущался и отвергал меня. Думаю, вы говорили это, чтобы показать как его слабости, так и мои. И каждое из ваших предложений было бесплатным тезисом для меня, рекламкой со скидкой. Вы хотели, чтобы я рванула за приманкой, вы трубили в охотничий рог.

У меня есть много чего, о чем бы я хотела сказать на прошлом занятии. Но я чувствовала себя зажатой и смущенной. У Карла для меня два предложения — с одной стороны, открытая дверь, терпение, свобода, понимание, но с другой — он предусматривает определенный прогресс, определенную ясность высказывания, здравые шаги. Зеркало, отражающее его собственные надежды. Он ждет всего этого от меня немедленно, как молоко у двери. Особенно в сексе. Он хочет, чтобы я сбросила с себя все отрицательные слои страхов и всяческих моих «не могу». Мгновенная эволюция в течение ночи. Он говорит: «Ты мне нужна раскрепощенной и немедленно». Он менее терпелив, чем вы. Меньше готов рассматривать в микроскоп мои новые крошечные достижения.

Я удивлена тем, как растет Карл. Даже его слабости, кажется, возвышают его. У него столько внутренних ресурсов. Как будто он обладает возможностью превращаться в других людей, а не замыкаться только в собственной личности.

7 июня

Карл

Я только что перечитал то, что написал для вас на прошлой неделе, и мне показалось, что это писал кто-то другой. Не знаю, о чем я думал, но сейчас понимаю — должны же быть у меня какие-то мысли, но их нет. На первых занятиях мне было достаточно легко, лично меня они особо не затронули. Я их просто обдумал потом — и все. Но последние два занятия — это было что-то. Я после них был настолько выжат, что мне надо было вос станавливаться. Во время занятий я специально ничего не запоминал, что я всегда делаю. И теперь, хотя я и помню, о чем мы говорили, помню, что моя жизнь и проблемы, по моему разумению, были мне вполне ясны, теперь это ощу щение ушло. Сейчас я не могу лаконично описать то, что я тогда говорил, и ощущение близости между вами, Джинни и мной сейчас не такое интенсивное. Мы с Джинни пого ворили между собой, и я попытался передать ей, расска зать ей, почему я из последних усилий стараюсь что-то скрыть. Мне все это не нравилось. С прошлого вторника я не написал ни строчки для своей статьи, потому что когда я сажусь писать, то вдруг обнаруживаю, что потерял уве ренность. От этого у меня возникает все больше и больше сомнений и мне становится все труднее работать. Тогда я отрываю себя от стола и делаю все, чтобы себя успокоить. Успокоившись (а это обычно продолжается до вечера), я ощущаю опустошенность, потому что думаю, что не сде лал за день ничего стоящего. Прошел еще один день моей жизни, а я ничего не совершил, только потрепал себе нер вы. В такие периоды Джинни мне не помощница. Я даже не знаю, кто бы мог помочь. Мои старые ценности, какими бы плохими и ограничительными они ни были, развалива 282 ются, и я даже не знаю, чем их заменить. Когда я пишу, это выражается в том, что я не могу найти соответствующей точки зрения, а я хочу написать то, что отражает нечто большее, чем смятение. Теперь я могу понять, отчего у пациентов возникает зависимость от терапевта, но я этого не хочу и думаю именно это и делает меня таким сдержанным в отношении самих занятий. Но больше всего, по-моему, я боюсь, что все это не сработает. Это моя проблема, и мне ее решать, но сейчас, чувствуя, что наступает еще один безрезультатный день, я заканчиваю с ощущением страха.

14 июня

Доктор Ялом