Психоз

…Вот такое кино, доктор. И главное, что я там всё про них знаю. Здесь с вами – помню. А там – знал… Вокруг ладони того, кто всё про них знает… О, господи! Это тоже оттуда. Я теперь сумасшедший, да?.. Я не хочу!..»

Поступивший седирован.

Предварительный диагноз: острый психоз невыясненной этиологии.

Рекомендовано: обследование психосоматического статуса. Кровь на содержание алкоголя и токсических веществ».

Через пару дней Смолянинов А.В. был выписан с рекомендациями вести здоровый образ жизни. Никакого диагноза ему поставить не удалось. Он сильно боялся, не повторится ли подобное снова. Потому что не то чтобы страшно, но очень уж необычно. Не надо оно ему. Ординатор при выписке дала ему визитку Смирновой Ирины Владимировны, психолога. На тот момент заканчивавшей работу на тему связанности пространства и времени, описанных в рамках теории относительности… Но по психологии. В общем, занимается в том числе изучением одного из внутренних механизмов мозга: превращать информацию, поступающую ежеминутно, последовательно во времени, в пространственный узор мозгового хранилища памяти… Не понятно? Ну, достаточно известно, что человек может буквально в мгновение ока увидеть свою прошлую жизнь… Кто знает, кем вы были в той жизни, может, конюхом… В общем, Смолянинов А.В., никакого острого психоза у вас нет. Хотите – идите к Смирновой. Не хотите – не идите. Мы всех нормальных, испытавших эпизоды спокойной единичной… э-э-э… ненормальности, к ней отправляем.

– Знаете, что забавно? – бармен Смолянинов пил кофе у Ирки на кухне…

После беседы с этой Смирновой действительно полегчало. Она что-то умно говорила про нечаянные и намеренные «пробои» в филогенетических энергопотоках. О перепутанных «проводах» в «щитке». О том, что он просто подошёл к лежащему на земле оголённому проводу без резиновых сапог, а это не каждому приятно… Что дело не в нём, а в месте… Что его могли просто выбрать, чтобы донести… Провода, по которым несётся направленный поток электронов, могут и не знать, что всё это лишь для того, чтобы, например, какая-нибудь дамочка залила в кружке кипятком кофейный порошок. И так далее и так далее. Много чего говорила и, похоже, в основном для себя. Уж кому-кому, а бармену известен подобный жанр: говорить кому-то, но на самом деле для себя. Но это и не важно, что она говорила. Потому что она что-то сделала руками с его головой, и он понял, что больше никогда ему, Смолянинову А.В., ничего подобного непонятного не привидится. Не прислышится. И не принюхается. И слава богу. А то ещё не хватало в дурку загреметь…

– Знаете, что забавно?.. – удивляясь, чему это Смирнова так счастливо улыбается.

– Знаю, – перебила она его, – к вам в ресторан ходила одна девушка. Саша…

– Точно! Блондинка такая, у неё ещё…

– Да, да… Её фамилия Ларионова.

– Да как же это…

– Ходила-ходила и, наконец, дошла.

– Она ещё всё время что-то строчила в блокнот. Только я не пойму…

– Она писала стихи. Это тоже своего рода психоз. Хотите, я вам подарю её последнее стихотворение?

– Последнее?..

– Да. Она умерла. И снова родилась. И опять умерла. И снова родилась. Чтобы умереть. И уже никогда больше не рождаться…

– Если бы меня не направил к вам врач, работающий в дурдоме, я бы подумал, что вы ненормальная, – бармен коротко хохотнул.

– Ну что вы, Антон, я как раз нормальная… Просто то, что я говорю, кажется сложным. Люди боятся этой некажущейся простоты. Вот вам явилась самая что ни на есть обычная картинка: луг, лошади, девушка и мужчина. И что вы сделали? Обратились в приёмное психиатрической лечебницы. И правильно сделали, между прочим, – Ирка хитро прищурилась. – Любой, способный живо чувствовать, уже ненормальный. Потому что эти живые чувства считаются галлюцинациями. А галлюцинации – первый наиглавнейший признак острого психоза в психиатрии. Не пугайтесь. Более вы никогда такого не почувствуете. Даже если окажетесь в «зоне сигнала». Я вам, грубо говоря, «антенну» сняла. Так что никаких зелёных человечков и маленьких чёртиков. Их ведь и не было, не правда ли?

– Нет. Человечков и чёртиков не было. Если задуматься – действительно, простая картинка. Мне и страшно-то не было, если честно. Просто, очень… необычно.

– Вы стихотворение Ларионовой возьмите. На память. Оно простое. У меня много копий. А оригинал хранится не у меня. Он лежит в одной шкатулке с тем самым – про ракурс, что вы написали врачу приёмного. Просто у владельца шкатулки ещё руки не дошли до прочтения ветхих бумажек, доставшихся в наследство от родственницы…