Псионик

   Здесь царил погром, на полу и стенах чернели следы мощных взрывов. Мой самый первый собственноручно собранный танк лежал на борту с погнутым стволом и сбитыми гусеницами. Скафандр оказался самым крепким – его просто уронили и, кажется, немного погрызли, впрочем, безуспешно. На полу в живописном беспорядке лежали револьверы, пистолеты, штурмовые винтовки, пулеметы. Все разряжены, окружены горками стрелянных гильз.

   Сама виновница всех разрушений висела в точном геометрическом центре помещения и барахталась, неспособная спуститься. Что такого экспериментального она сломала?

   – Только посмотрите! Как величаво она парит в воздухе, – прокомментировала я ситуацию. Лилай возмущенно затрясла руками, ногами и крыльями, но я ничего не услышала, как бы та не разевала рот. – Как орел. На воздушном шаре.

   Сфера силового поля рассеялась, хотя я очень хотела ее еще больше усилить. Но понимание того, что рано или поздно эта рыжая зараза выберется, удержала меня от такого шага.

   – АУ-У-У-У-У!!! – буквально взвыла Лилай, судя по всему, потерявшая надежду до меня докричаться. Я невольно прижала уши, и тем самым себя выдала. – Спусти-и-и меня-а-а!

   – У меня есть условия.

   – Все, что угодно, только спусти! Я тут три часа уже болтаюсь!

   – Всего три часа? – я чуть склонила голову набок, а потом вспомнила, что у этой рыжей задницы явно термоядерный реактор в качестве батарейки. Не усидит и минуты, в общем. – И... хм... все, что угодно, говоришь?

   – Уп-с... – кажется, Лилай осознала поспешность, с которой озвучила условия. Я мысленно предвкушала спокойствие.

   Лилай плавно опустилась на пол, а с ее живота сам собой сполз пояс. Еще один фоновый эксперимент, пояс, позволяющий мне летать даже без применения псионики или своих других способностей. Проще говоря, очень хороший генератор антигравитации. И почему-то с открученным предохранителем.

   – Для начала, – я взвесила в руке материализовавшийся кожаный ремень. Обычный ремень для брюк, узкий. Лилай сглотнула. – А потом, ты больше ни на шаг не приблизишься к моим игр... хм, экспериментам. Без моего разрешения точно. А теперь, подходи, спускай штаны по колени. Будем применять старый добрый способ вбивания адекватного поведения маленьким девочкам.

   – Может, не надо? – Лилай как-то разом подрастеряла весь свой боевой задор, а Абжи и Фокс устроились в притащенном из моего кабинета кресле. Я же молча указала пальцем на пол рядом с собой.

   Подробности опустим, скажу лишь, что теперь рыжая не сможет сидеть не меньше суток.

   Закончив с уборкой и восстановлением разрушенного, я заперлась в своем кабинете, попросив беспокоить только в случае, если Лилай опять начнет буянить. Я достала все свои записи по проекту создания рыжей, и пыталась понять, где я допустила ошибку.

   Если думать логически, то только что выдернутый из дикого первобытного мира разумный не должен вести себя так. Да, он может чего-то напортачить от незнания, да, он может устроить погром, но опять же, от незнания, и это я предполагала. Как и предполагала, что успею перехватить и все объяснить. Но то, что устраивала Лилай, не вписывается ни в одну адекватную модель поведения. Даже если допустить серьезные погрешности в вычислениях, то все равно, должна иметься какая-то определенная линия поведения, мышления, действий. В случае с рыжей все можно было выбрасывать. И теперь я пыталась понять, почему.

   Потратив больше недели на перерасчеты, подняв все архивы, я поняла бесполезность попыток найти ошибку в самом начале, на стадии проектирования. Там все было вполне прогнозируемо, да, число вероятных результатов зашкаливало, но границы найти было реально. И Лилай ни в одну границу не вписалась. Так в чем же ошибка?

   Перебор событий показал, что наиболее неожиданной новостью стала общая память. Как минимум ее часть у меня с Лилай была общей, и она ею активно пользовалась. Отсюда и умение говорить на русском языке, на айналоре – рыжая их мешала настолько сильно, что проще было считывать ее мысли – обрывочные и несистематизированные знания в разных областях. Но если так, то она должна была перенять и хотя бы часть знаний об опасности экспериментов, особенно если неясно, является ли она бессмертной. Этого явно недостаточно для того, чтобы понять причины такого поведения.