Псмит в Сити

Его осенила счастливая мысль посоветоваться с Псмитом. Как раз был час его блужданий, а потому он направился в Почтовый Отдел, где застал Старого Итонца за неодобрительным созерцанием нового атласного галстука, который Бристоу впервые надел в это утро.

— Послушай, Смит, — сказал он, — мне надо с тобой поговорить.

Псмит встал. Майк направился в тихий уголок Отдела Телеграмм.

— Не скрою, товарищ Джексон, — сказал Псмит, — я на грани. Борьба начинает брать надо мной верх. После гнетущих усилий, после дней и дней непосильного труда, мне вчера удалось принудить типчика Бристоу расстаться с этим его радужным жилетом. Нынче я вхожу в здание блаженный и бодрый, хотя, конечно, измученный долгой борьбой, но, устремив взор болящих глаз на новую, лучшую эру, и вижу перед собой товарища Бристоу в атласном галстуке. Это тяжело, товарищ Джексон, не скрою, это тяжело.

— Послушай, Псмит, — сказал Майк, — я хочу, чтобы ты зашел в Кассовый и выяснил, что случилось со стариком Уоллером. Он почему-то совсем скис. Сидит там, будто сыт по самое горло. Надеюсь, ничего не случилось. Он неплохой старикан. Ни в какие ворота не лезет, если случилось что-то скверное.

Псмит проявил мягкий интерес.

— Значит, угнетен не только я, — задумчиво прожурчал он. — Я почти забыл про это. Беды товарища Уоллера в сравнении с моими могут быть лишь тривиальными, но, пожалуй, мне следует установить, в чем они заключаются. Я забреду навести справки.

— Вот и хорошо, — сказал Майк. — Я подожду тут.

Псмит удалился и вернулся десять минут спустя, выглядя более серьезным, чем перед тем.

— Его ребенок заболел, бедолага, — коротко сказал он. — И очень серьезно, насколько я понял. Пневмония. Уоллер сидел с ним всю ночь. Ему вообще не надо было приходить сюда сегодня. Он в полном тумане и половину времени не понимает, что делает. Совсем вымотан. Вот что: тебе лучше вернуться и взять на себя столько работы, сколько сможешь. На твоем месте я бы не втягивал его в разговор. Ну, давай.

Майк вернулся на свое место. Мистер Уоллер по-прежнему сидел, устремив невидящий взгляд через зал. Выглядел он очень плохо. Он казался совершенно сокрушенным, будто все силы и сама жизнь угасли в нем. Подошел клиент кассировать чек. Мистер Уоллер подтолкнул ему деньги под решеткой с видом человека, чьи мысли далеки отсюда. Майк догадывался, что он чувствует и что думает. Тот факт, что курносый Эдвард был без исключения самым отвратительным мальчиком из всех, кого ему доводилось встречать в мире, где отвратительные мальчики кишмя кишат, не мешал ему понять душевное состояние кассира. Участливость была одним из свойств характера Майка. Он обладал даром интуитивного понимания, когда речь шла о тех, кто был ему дорог. Именно это притягивало к нему людей, достаточно умных, чтобы увидеть, что скрывается за его подчас неприступной манерой держаться, и понять, что отрывистость его слов в первую очередь была признаком застенчивости. Вопреки своей неприязни к Эдварду, он мог поставить себя на место мистера Уоллера и воспринять случившееся с его точки зрения.

Указание Псмита не втягивать кассира в разговор было излишним. Майк, как обычно, при виде страданий впал в немоту. Он сел к конторке и занялся теми каплями работы, которые ему перепадали.

Мистер Уоллер продолжал рассеянно молчать. Многолетняя привычка обеспечивала его действиям машинальность. Вряд ли кто-либо из клиентов, подходивших обналичивать чеки, заметил какую-либо странность в человеке, выдававшем им деньги. В конце-то концов, почти все люди воспринимают кассира банка как своего рода автомат. Вкладываешь в щелку свой чек, и появляются твои деньги. И тебя не касается, обошлась ли жизнь с автоматом в этот день хорошо или дурно.

Часы тянулись еле-еле, пока не пробило пять, и кассир, надев пальто и шляпу, вышел через вращающиеся двери. Он не шел, а брел. Очевидно, он был непомерно измучен.

Майк захлопнул свой гроссбух со свирепым треском и пошел искать Псмита. Он был рад, что день завершился.

20. Касательно чека

Ждешь одного, а случается другое. На следующее утро Майк явился в контору, готовый к повторению предыдущего дня. И был поражен, когда оказалось, что кассир не просто бодр и весел, но чрезвычайно бодр и чрезвычайно весел. Выяснилось, что вчера после полудня Эдварду значительно полегчало. А когда его отец вернулся домой, всякая опасность уже миновала. Он чувствовал себя все лучше и огорошил ухаживавшую за ним Аду каверзным вопросом о Тридцатилетней войне всего за несколько минут до того, как его отец поспешил на свой поезд. Счастье переполняло кассира, как и благоволение ко всему своему биологическому виду. Он приветствовал клиентов радостными высказываниями о погоде и остроумными резюме о текущих событиях. Первые были пронизаны оптимизмом, вторые исполнены мягкого духа терпимости. Его отношение к последним действиям правительства Его Величества было отношением человека, который чувствует, что в конечном счете что-то хорошее, вероятно, нашлось бы даже в самых отвратных наших ближних, если бы только удалось отыскать это.