— А что делает Искра в Праге? —спросила Ганка, вспомнив о Дорле.
— В Праге? Искра? Он туда и не заглядывал. Он в Вене, и мы ждем его с часу на час.
Козине незачем было объяснять жене, что Искра назвал Прагу, чтобы скрыть истинные цели своего путешествия. Теперь только Козина сказал ей, что по его поручению Искра отправился с новыми ходоками в Вену, чтобы поскорее принести известие о том, как приняли депутацию. Он должен вернуться прямым путем. Ходы не хотели полагаться на письма: письма шли долго, а то и вовсе пропадали по дороге. А волынщика, да еще такого веселого и разбитного, как Искра, что задержит?
Козина уже собирался лечь спать, когда Ганка спросила его, что будет делать этот чернявый, Юст, который ей так не понравился. Она его даже немного испугалась.
— Говорил, что куда-нибудь уйдет на время, пока не кончится суд. Боится Ломикара.
— Правда?
— Вероятно. Оно и лучше. Если бы его поймали да поприжали, он не сдержал бы язык за зубами… Слышишь, Ганка?—воскликнул вдруг Козина и поспешно подошел к окну. В бледном свете луны промелькнула тень. Стук в ворота повторился.
Козина выбежал во двор и через минуту возвратился с гостем, при виде которого Ганка вскрикнула:
— Искра!
— Да, Искра, Ганка, но голодный, как волк. Найдется у тебя ломоть хлеба? Я шел весь день и всю ночь,—говорил волынщик, тяжело опускаясь на лавку и кладя на нее волынку. Он вытянул усталые ноги и глубоко вздохнул.—Ну уж и летел я! Как ветер! Но тебе уже, вижу, не терпится,—улыбнулся он Козине.—Хочешь узнать?.. Хорошо, все хорошо! Наши были при дворе, и все обошлось благополучно. Еще не конец, как читали тут в Тргановском замке. Император переслал дело в Прагу, чтобы там его рассмотрели еще раз.
— Да ну? —радостно всплеснул руками Козина и засыпал друга вопросами, на которые Искре было трудно сразу отвечать, так как он жадно ел хлеб с маслом, запивая его молоком. Постепенно, однако, он выложил все подробности: о дороге, о прибытии в Вену, о приеме ходоков при дворе, о спешном обратном пути. Но главное он сказал уже сразу: процесс не кончен, и жалоба ходов будет разбираться снова в Праге.
Козина готов был просидеть за разговорами до утра, но Ганка напомнила, что Искра устал и надо дать ему отдохнуть. Молодой хозяин предложил ему постель, однако Искра решительно отказался.
— Нет, пойду домой. Соскучился по Дорле.
Он очень обрадовался, когда Ганка сказала, что Дорла была здесь вечером и чувствует себя хорошо.
— Так, значит, аист у нас еще не побывал? —весело спросил он.—А я-то дорогой мечтал, что приду и усядусь у люльки…
— Подожди, не уйдет от тебя…
Взяв волынку и простившись с хозяевами, Искра вышел из усадьбы Козины и быстро зашагал домой. Луна уже заходила, светлая полоса на востоке предвещала рождение нового дня. Было свежо, дул холодный ветер. Подкрепившись у Козины, Искра не шел, а бежал в свой хуторок. Кругом стояла глубокая тишина. Вот и дом его —у опушки черного леса. Ну, теперь уж он насидится дома! Как он скучал там, в огромном городе, какой длинной казалась ему дорога! Дорла, верно, спит. Вот испугается, когда он постучит и окликнет ее! Искра вдруг остановился. Что это? Или ему показалось?.. Он шагал дальше по тропинке, покрытой росою. И уже почти у самого дома он снова услышал… Да ведь это же плач! Крик! Детский плач, детский крик! И —там, в его хате, в его хате!
Искра бросился со всех ног. Волынка чуть не слетела у него с плеча. В это время из дома выскочила какая-то женщина с кувшином в руке и побежала к колодцу. Это была мать Дор-лы. Увидев зятя, она крикнула:
— Беги скорей! Сын! Мальчик!
Искру не надо было понукать. Усталости сразу как не бывало. Словно не длинный и трудный путь он проделал, а умылся святой ивановской росой. Весь сияющий, взлетел он на крыльцо и от волнения едва нашел щеколду. А за дверью желанный первенец приветствовал его своим криком.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Ганка горячо радовалась за Дорлу, когда Искра вернулся домой. Слушая жалобы Дорлы, она искренно жалела подругу. А теперь и ее самое ждало такое же горе. Козина отправлялся в далекий путь. Все этот суд!..
Он уже готовился в дорогу, уже наказывает, что и как делать без него по хозяйству. А эта бессердечная старуха, его мать, делает вид, будто он уходит куда-то недалеко по соседству. Да еще утешает ее, что это для него большая честь, через неделю-другую он вернется, что это уже в последний раз.
Последний! Ох, дай-то бог!
Вести, принесенные Искрой, оказались верными. Вскоре через Пльзень пришло из Вены сообщение, что жалоба ходов передана в апелляционный суд. Одновременно было получено распоряжение, чтобы ходы, кроме прежней делегации, прислали в Прагу семь человек толковых и пользующихся доверием крестьян для присутствия при окончательном разборе дела.
«Не могли они обойтись без Козины! — сетовала в душе Ганка.—Зачем его выбрали? Зачем он согласился!»