Вся келья в жарком, красном блеске:
Костром в далеком перелеске
Гнездо Жар-Птицы занялось
И за сосною тонет вкось.
Оно сгорает, но из дыма
Встают, слагаются незримо
Над синим сумраком земли
Туманно-сизые кремли.
ЧУЖАЯ
Ты чужая, но любишь,
Любишь только меня.
Ты меня не забудешь
До последнего дня.
Ты покорно и скромно
Шла за ним от венца.
Но лицо ты склонила -
Он не видел лица.
Ты с ним женщиной стала,
Но не девушка ль ты?
Сколько в каждом движенье Простоты, красоты!
Будут снова измены ...
Но один только раз
Так застенчиво светит
Нежность любящих глаз.
Ты и скрыть не умеешь,
Что ему ты чужда ...
Ты меня не забудешь
Никогда, никогда!
АПРЕЛЬ
Туманный серп, неясный полумрак,
Свинцовотусклый блеск железной крыши,
Шум мельницы, далекий лай собак,
Таинственный зигзаг летучей мыши.
А в старом палисаднике темно,
Свежо и сладко пахнет можжевельник,
И сонно, сонно светится сквозь ельник
Серпа зеленоватое пятно.
ДЕТСТВО
Чем жарче день, тем сладостней в бору
Дышать сухим смолистым ароматом,
И весело мне было поутру
Бродить по этим солнечным палатам!
Повсюду блеск, повсюду яркий свет,
Песок -как шелк ... Прильну к сосне корявой
И чувствую: мне только десять лет,
А ствол -гигант, тяжелый, величавый.
Кора груба, морщиниста, красна,
Но так тепла, так солнцем вся прогрета!
И кажется, что пахнет не сосна,
А зной и сухость солнечного света.
ПОМОРЬЕ
Белый полдень, жар несносный,
Мох, песок, шелюг да сосны ...
Но от сосен тени нет,
Облака легки, высоки,
Солнце в бледной поволоке -
Всюду знойный белый свет.
Там, за хижиной помора,
За песками косогора,
Голой мачты виден шест...
Но и море гладью млечной,
Серебристой, бесконечной,
Простирается окрест.
А на отмели песчаной
Спит помор, от солнца пьяный,
Тонко плачется комар,
И на икрах обнаженных,
Летним зноем обожженных,
Блещет бронзовый загар.
донник
Брат, в запыленных сапогах,
Швырнул ко мне на подоконник
Цветок, растущий на парах,
Цветок засухи -желтый донник.
Я встал от книг и в степь пошел ...
Ну да, все поле -золотое,
И отовсюду точки пчел
Плывут в сухом вечернем зное.
Толчется сеткой мошкара,
Шафранный свет над полем реет -
И, значит, завтра вновь жара И вновь сухмень. А хлеб уж зреет.
Да, зреет и грозит нуждой,
Быть может, голодом ... И все же
Мне этот донник золотой
На миг всего, всего дороже!
У ШАЛАША
Распали костер, сумей
Разозлить его блестящих,
Убегающих, свистящих
Золотых и синих змей!
Ночь из тьмы пустого сада
Дышит холодом прудов,
Прелых листьев и плодов -
Ароматом листопада.
Здесь же яркий зной и свет,
Тени пляшут по аллеям,
И бегущим жарким змеям,
Их затеям -счета нет!
ТЕРЕМ
Высоко стоит луна.
Тени елей резки, четки.
В серебре пруты решетки.
Мать, отец - все спят давно.
Я с распущенной косою
Загляделася в окно...
Как поляна под росою.
Подоконник не велик,
Все же можно здесь прижаться.
С неба смотрит лунный лик -
И у ног на половик
Клетки белые ложатся.
Да и я -как в серебре,
Испещренная крестами...
Долги ночи в сентябре!
Но усну лишь на заре,
Истомленная мечтами.
ГОРЕ
Меркнет свет в небесах.
Скачет князь мелколесьем, по топям, где сохнет осока.
Реют сумерки в черных еловых лесах,
А по елкам мелькает, сверкает -сорока.
Станет князь, поглядит:
Нет сороки! Но сердце недоброе чует.
Снова скачет -и снова сорока летит,
Перелесьем кочует.
Болен сын... Верно, хуже ему...
Погубили дитя перехожие старцы-калики!
Ночь подходит... И что-то теперь в терему?
Скачет князь -и все слышит он женские крики.
А в лесу все темней,
А уж конь устает... Поспешай, - недалеко!
Вот и терем ... Но что это? Сколько огней!
Нагадала сорока.
ДЮНЫ
За сизыми дюнами -северный тусклый туман.
За сизыми дюнами -серая даль океана.
На зыби холодной, у берега -черный баклан,
На зыби маячит высокая шейка баклана.
За сизыми дюнами -север. Вдали иногда
Проходят, как тени, норвежские старые шхуны
И снова все пусто. Холодное небо, вода,
Туман синеватый и дюны.
КАМЕННАЯ БАБА
От зноя травы сухи и мертвы.
Степь -без границ, но даль синеет слабо.
Вот остов лошадиной головы.
Вот снова - Каменная Баба.
Как сонны эти плоские черты!
Как первобытно-грубо это тело!
Но я стою, боюсь тебя ... А ты
Мне улыбаешься несмело.
О дикое исчадье древней тьмы!
Не ты ль когда-то было громовержцем? -
Не Бог, не Бог нас создал. Это мы
Богов творили рабским сердцем.
ЭСХИЛ
Черты немые, полные могучей
И строгой мысли. С древней простотой
Изваян ты, о старец. Бесконечно
Далеки дни, когда ты жил, и мифом
Теперь те дни нам кажутся. Ты страшен
Их древностью. Ты страшен тем, что ты,
Незримый в мире двадцать пять столетий,
Незримо в нем присутствуешь доныне,
И пред твоею славой легендарной
Бессильно Время. - Рок неотвратим,
Все в мире предначертано Судьбою,
И благо поклоняющимся ей,
Всесильной, осудившей на забвенье
Дела всех дел. Но ты пред Адрастеей
Склонил чело суровое с таким
Величием, с такою мощью духа,
Какая подобает лишь богам