ПСС. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть 3

Как всегда бывает при смотрении на большое количество однообразно двигающихся людей, впечатление личностей, людей уничтожалось и заменялось общим впечатлением характера движения. Это испытывал теперь Пьер, глядя на двигавшихся французов. Он не видал людей отдельно, а видел движение их. И характер⁴⁴⁶ этого движения был такой однообразно-стремительный и поспешный,⁴⁴⁷ что Пьер так же, как и все те, которые дожидались, испытывал одно непреодолимое⁴⁴⁸ желание поскорее принять участие в этом движении. Все эти⁴⁴⁹ люди, лошади как будто гнались какой-то невидимой силой туда вперед по Калужской дороге, помимо их воли. Все они в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали в горло воронки из разных улиц с одним и тем [же] стремлением скорее пройти, все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться и не успокаивались до тех пор, пока не⁴⁵⁰вступали в широкую Калужскую улицу.

* № 268 (рук. № 96. T. IV, ч. 2, гл. XIV). 451

Казалось, все эти люди испытывали теперь ввечеру, когда⁴⁵² они остановились посереди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе радостной поспешности стремительного куда-то движения. Остановившись, все как будто поняли, что не всегда будет так весело идти и идти куда-то, что⁴⁵³ неизвестно еще, куда идут, и что на этом движеньи много будет тяжелого и трудного. Пьер⁴⁵⁴ несколько устал, был голоден⁴⁵⁵ и неприятное зрелище мертвеца, женщин⁴⁵⁶ и всего разорения, которое он видел, было у него перед глазами.⁴⁵⁷

Воспоминание об оставленном солдате и слова капитана тоже неприятно подействовали на него. Но невольно вследствие того, что становилось трудно, он чувствовал себя особенно⁴⁵⁸готовым и мужественным.

Поужинав похлебкой из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорив с новыми товарищами-офицерами – предметом разговора было то же самое, что поразило и Пьера: виденное разорение Москвы и перемена обращения конвойных – Пьер⁴⁵⁹встал и пошел ходить между кострами пленных. Было уж совсем темно. Начинало свежеть, обещая к утру мороз. Яркие звезды высыпали на небе. Справа от дороги поднималось зарево полного месяца. Вблизи, вдалеке,⁴⁶⁰ сколько мог видеть глаз и слышать ухо, виднелись костры и слышался⁴⁶¹ гул огромного лагеря.

Полный месяц⁴⁶² поднялся выше,⁴⁶³ и⁴⁶⁴ красные огни костров стали бледнеть и как будто тухнуть. Как ни⁴⁶⁵ шумно было это огромное сборище людей, тишина ночи, несмотря на их шум,⁴⁶⁶стояла над ними и поглощала их. Как ни странно было это сборище людей, как ни странно⁴⁶⁷ враждебны были эти люди между собой, тихая⁴⁶⁸ красота этой ночи поглощала их странность и злобу и любовно⁴⁶⁹ соединяла их.

Месяц взошел выше, серебром обливая далекие поля и леса, выступившие в его свете⁴⁷⁰ За далекими полями и лесами открывалась всё дальше и дальше светлая мгла.

– Благодарю тебя, господи, помилуй меня,⁴⁷¹ – сказал себе Пьер, вернувшись к костру, лег и заснул.⁴⁷²

* № 269 (рук. 96. T. IV, ч. 2, гл. XIV). 473

<Лиловая шавка,⁴⁷⁴ привыкшая к Пьеру во время его соседства с Каратаевым,⁴⁷⁵ радостно визжа, подбежала к Пьеру.⁴⁷⁶ Пьер приласкал ее⁴⁷⁷ и пошел за нею.⁴⁷⁸ У крайнего костра сидело и лежало человек 20 пленных, и между ними Пьер узнал Каратаева по его круглой фигуре и по звуку его добродушно веселого, спорого голоса. Каратаев, видимо, и не думал о своем прежнем товарище, ему было так же хорошо с новыми.

Между солдатами шел оживленный говор.⁴⁷⁹

– А что ж <ты> говоришь, конина поганая. Она поганая, да она сладкая.

– Вишь, кобылятина полюбилась. Чистый француз, ребята… Хранцузам она гожается, потому – нехристи.

– Ведь что сделали, идолы – мишень из икон поставили. Стало черти. А как они, братец ты мой, на это скверны, что чистоты никакой. Ему всё одно… – слышались голоса.

–⁴⁸⁰Стадо большая, соколик, и дурные и хорошие есть, – сказал голос Каратаева. —⁴⁸¹А вот говорили, что он соборы пожег. Все целы. Глянул я с мосту. Вся краса божья целехонька стоит, потому нельзя ему божьего дома разорить, так-то.⁴⁸² А, Петр Кирилыч, что, как бахилочки мои служат? – спросил он, увидав Пьера.

– Ничего, хорошо. Вы как шли?

– Да тоже ничего.⁴⁸³ Петров-то ведь обманул их… (Это был убежавший солдат.)

– Да, да, – сказал Пьер. Сесть со всеми вместе ему не хотелось; а одинокие беседы его с Платоном теперь кончились. Он сказал еще несколько слов и,⁴⁸⁴ отойдя от костра, сел на траве>

* № 270 (рук. № 97. T. IV, ч. 2, гл. XIII, XIV). 485

Новая глава