Таким образом,
тольковыяснение всей правды могло быть целью возбуждения вопроса и прений в Думе. Практическое реформаторство
немогло быть в данное время и при данной обстановке целью
демократа,ибо, во-1-х, ясна невозможность реформ на почве данных основных законов о бюджетных правах Думы, во-2-х, нелепо было бы предлагать для Думы черносотенных зубров и московских купцов расширение
ееправ, прав такой Думы. Русские кадеты (которых только невежды или простачки могли считать демократами), конечно, не поняли этой задачи. Возбудив вопрос, они
поставили его сразуна фальшивую почву
частичнойреформы. Мы не отрицаем, конечно, возможности и необходимости иногда для демократа и для социал-демократа возбуждать вопрос именно о частичной реформе. Но в такой Думе, как III, в такой момент, как настоящий, по такому вопросу, как бюджетные права, изуродованные до смешного
неприкосновеннымиосновными законами, это было нелепо. Кадеты могли поднять вопрос в виде частичной реформы, — мы
446 В. И. ЛЕНИН
готовы сделать даже такую уступку, — но не могли демократы
тактрактовать этот вопрос, как делали кадеты.Они напирали на так называемую
деловуюсторону вопроса, на
неудобствоправил 8 марта, на невыгодность их даже для правительства, на историю того, как писались разные идиотские законы против Думы в идиотских канцеляриях Булыгина, Витте и прочей шайки. Всего рельефнее
духкадетской постановки вопроса передан в следующих словах г. Шингарева: «Никаких посягательств (на ограничение прерогатив монарха) в проекте, который мы внесли, нет, никаких задних мыслей (!!) в нем нет. В нем есть лишь стремление
ради удобства работ Думы,ради ее достоинства, ради необходимости совершить ту работу,
к которой мы призваны»(курсив наш; стр. 1263 официальных стенографических отчетов, заседание 15 января 1908 г.).Подобный субъект вместо просвещения сознания народа
затемняетего, ибо говорит явную ложь и бессмыслицу. И хотя бы этот г. Шингарев, со всей своей кадетской братией политиканов, искренне верил в «пользу» своей «дипломатии», мы никоим образом не можем изменить этого неизбежного вывода. Демократ должен раскрывать перед народом
пропастьмежду правами парламента и прерогативами монарха, а не притуплять его сознание, не извращать
политической борьбы,сводя ее
к канцелярскому исправлениюзаконов. Ставя
таквопрос, кадеты показывают этим
на деле,что они — конкуренты чиновников царя и октябристов, а не борцы за свободу, хотя бы даже за свободу одной крупной буржуазии.
Такговорят только пошло-либеральничающие чиновники, а не представители
парламентской оппозиции.В речи представителя социал-демократии Покровского 2-го — мы с радостью должны признать это — явно сказывается
инойдух, дается иная
принципиальнаяпостановка вопроса. Социал-демократ сказал прямо и ясно, что народное представительство в III Думе он признает
фальсифицированным(мы цитируем по
К ДЕБАТАМ О РАСШИРЕНИИ БЮДЖЕТНЫХ ПРАВ ДУМЫ 447
«Столичной Почте»
от 18 января, ибо не имеем еще в своем распоряжении стенографических отчетов этого заседания). Он подчеркивал не мелочи, не канцелярскую историю закона, а разоренное и угнетенное состояние народных масс, миллионов и десятков миллионов. Он заявил правильно, что «о бюджетных правах Гос. думы нельзя говорить без иронии», что мы требуем не только права перекраивать весь бюджет (чиновник с доходным местом, Коковцов, всего больше спорил в Думе против чиновников без доходного места, Шингарева и Аджемова, по вопросу о допустимости и
пределах«перекраивания»), но и «перестраивать всю финансовую систему», «вотировать отказ в бюджете правительству». Он закончил не менее правильным и обязательным для члена рабочей партии требованием «полноты народовластия». Во всех этих отношениях Покровский отстаивал добросовестно и правильно с.-д. точку зрения.Но он сделал при этом печальную ошибку, — судя по газетным известиям, сделала ее
всясоциал-демократическая фракция, — дав такую директиву своему оратору. Покровский заявил:
«Мы поддерживаем предложение 40, как клонящееся к расширению бюджетных прав народного представительства».