ПСС. Том 20. Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

Изъ другихъ знакомыхъ Вронскаго бывшій товарищъ его Вреде былъ[1524] также наверху у Анны и былъ въ тѣхъ же отношеніяхъ. Остальные мущины встрѣчались съ Вронскимъ, бывали у него, но ни словомъ не упоминали о его отношеніяхъ къ Аннѣ.[1525]

Несмотря на всю свою свѣтскую опытность, Вронскій вслѣдствіи фальшиваго положенія, въ которомъ онъ находился, былъ въ странномъ заблужденіи. Казалось, ему надо бы понимать, что свѣтъ закрытъ для него съ Анной, но теперь въ головѣ его бродили какія то неясныя соображенія о томъ, что такъ было только встарину, но что теперь, при быстромъ прогрессѣ (онъ незамѣтно для себя теперь былъ сторонникомъ всякаго прогресса), что теперь взглядъ общества на вопросъ, о томъ, будутъ ли они приняты въ обществѣ, еще не рѣшенъ. «Разумѣется, – думалъ онъ, – свѣтъ придворный и т. п. не приметъ ее, но порядочные люди, близкіе, могутъ понять это какъ слѣдуетъ». И онъ испытывалъ свѣтъ и его отношеніе къ себѣ и къ Аннѣ. Но очень скоро онъ замѣтилъ, что свѣтъ былъ болѣе даже чѣмъ когда нибудь открытъ для него лично, но что въ игрѣ въ кошку-мышку руки, поднятыя для него, тотчасъ же опускались передъ Анной,[1526] и потому онъ одинъ никуда не ѣздилъ, а если ѣздилъ, то только для того, чтобы узнать, пропустятъ ли ее за нимъ.

Первую попытку онъ сдѣлалъ съ женою брата. Матери, начавшей усовѣщевать его, онъ отвѣтилъ, что его рѣшеніе неизмѣнно, а что если она хочетъ оставаться съ нимъ въ хорошихъ отношеніяхъ, то онъ проситъ ее никогда не отзываться презрительно о женщинѣ, которую онъ любитъ и уважаетъ. Онъ возлагалъ большія надежды на Лизу; ему казалось, что[1527] она не броситъ камня и съ своимъ золотымъ сердцемъ, простотой и рѣшительностью поѣдетъ къ Аннѣ и приметъ ее.

Но Лиза упорно молчала и избѣгала всего, касавшагося Карениной, краснѣла, когда разговоръ[1528] угрожалъ склониться къ новому положенію Алексѣя.

На другой день своего пріѣзда Вронскій[1529] прямо высказалъ ей свое желаніе. Она[1530] выслушала его и отвѣчала:

– Ты знаешь, Алексѣй, какъ я люблю тебя, и готова все для тебя сдѣлать, но я молчала потому, что знала, что не могу тебѣ и Аннѣ Аркадьевнѣ помочь, – сказала она, особенно старательно выговоривъ «Анна Аркадьевна». – Не думай, пожалуйста, чтобы я осуждала: никогда; можетъ быть я на ея мѣстѣ и хуже бы была, но ты пойми, что я не могу этаго сдѣлать. У меня дочери растутъ, и я должна жить въ свѣтѣ для мужа. Ну, я пріѣду къ Аннѣ Аркадьевнѣ. Она пойметъ, что я не могу ее звать къ себѣ или должна это дѣлать тайно. Это ее же оскорбитъ. Я не могу, Алексѣй, пожалуйста, не проси меня и пойми.

И Вронскій понялъ.[1531] Онъ особенно понялъ это послѣ того, какъ Бетси, одна изъ прежнихъ знакомыхъ, пріѣхала къ Аннѣ. Она, очевидно, считала свой пріѣздъ къ ней геройскимъ поступкомъ и наивно высказала это. Она пробыла не болѣе десяти минутъ, разговаривая о свѣтскихъ новостяхъ, и, уѣзжая, сказала:

– Вы не сказали однако, когда разводъ, потому что вы не можете же оставаться въ этомъ положеніи. Положимъ, я забросила свой колпакъ черезъ мельницы, но другіе поднятые воротники васъ будутъ бить холодомъ, пока вы не женитесь. И это такъ просто теперь, ça se fait.[1532] Такъ вы въ пятницу ѣдете? Надѣюсь, увидимся, до свиданья.[1533]

Вронскій понялъ, что дальнѣйшія попытки тщетны и что надо пробыть въ Петербургѣ эти нѣсколько дней, какъ въ чужомъ городѣ, избѣгая всякихъ сношеній съ прежнимъ свѣтомъ и не подвергаясь непріятностямъ и оскорбленіямъ этаго положенія. Одна изъ главныхъ непріятностей положенія въ Петербургѣ было то, что Алексѣй Александровичъ и его имя, казалось, были вездѣ. Нельзя было ни о чемъ начать говорить, чтобы разговоръ не свертывалъ къ Алексѣю Александровичу. Никуда нельзя было поѣхать,[1534] чтобы не встрѣтить его. Такъ, по крайней мѣрѣ, казалось Вронскому, какъ кажется человѣку съ больнымъ пальцемъ, что онъ какъ нарочно обо все задѣваетъ этимъ самымъ больнымъ пальцемъ. Но Анна какъ будто не понимала[1535] неловкости своего положенія. Она, казалось Вронскому, не замѣчала тѣхъ безчисленныхъ мелочей, которыя должны были оскорблять ее. Она не замѣчала, что[1536] Варвара Павловна Шервудъ, единственная изъ прежнихъ знакомыхъ, которая ѣздила къ Аннѣ, была единственная и что положеніе Варвары Павловны Шервудъ въ свѣтѣ, жившей врозь съ своимъ мужемъ,[1537] было очень сомнительное, что женатые мущины старательно избѣгали упоминать о своихъ женахъ, что разговоръ никогда не бывалъ свободенъ, что всѣ говорили въ ея присутствіи всегда какъ будто боясь оступиться и сказать неловкость.[1538]