ПСС. Том 28. Царство Божие внутри вас, 1890-1893

Едва ли какая-либо революция может быть бедственнее для большой массы народа постоянно существующего порядка или скорее беспорядка нашей жизни с своими обычными жертвами неестественной работы, нищеты, пьянства, разврата и со всеми ужасами предстоящей войны, имеющей поглотить в один год больше жертв, чем все революции нынешнего столетия.

Что будет с нами, со всем человечеством, если каждый из нас исполнит то, что требует от него бог через вложенную в него совесть? Не будет ли беды оттого, что, находясь весь во власти хозяина, я в устроенном и руководимом им заведении исполню то, что он мне велит делать, но что мне, не знающему конечных целей хозяина, кажется странным?

Но даже не этот вопрос «что будет?» тревожит людей, когда они медлят исполнить волю хозяина, их тревожит вопрос, как жить без тех привычных нам условий нашей жизни, которые мы называем наукой, искусством, цивилизацией, культурой. Мы чувствуем для себя лично всю тяжесть настоящей жизни, мы видим и то, что порядок жизни этой, если будет продолжаться, неизбежно погубит нас, но вместе с тем мы хотим, чтобы условия этой нашей жизни, выросшие из нее: наши науки, искусства, цивилизации, культуры при изменении нашей жизни остались бы целы. Вроде того, как если бы человек, живущий в старом доме, страдающий от холода и неудобств этого дома и знающий кроме того то, что дом этот вот-вот завалится, согласился бы на перестройку его только с тем, чтобы не выходить из него: условие, равняющееся отказу от перестройки дома. «А что, как я выйду из дома, лишусь на время всех удобств, а новый дом не построится или построится иначе и в нем не будет того, к чему я привык?»

Но ведь когда есть материал, есть строители, то все вероятия за то, что новый дом построится лучше прежнего, а вместе с тем есть не только вероятие, но несомненность того, что старый дом завалится и задавит тех, которые останутся в нем. Удержатся ли прежние, привычные условия жизни, уничтожатся ли они, возникнут ли совсем новые, лучшие, нужно неизбежно выходить из старых, ставших невозможными и губительными, условий нашей жизни и идти навстречу будущего.

«Исчезнут науки, искусства, цивилизации, культуры!»

Да ведь всё это суть только различные проявления истины — предстоящее же изменение совершается только во имя приближения к истине и осуществления ее. Так как же могут исчезнуть проявления истины вследствие осуществления ее? Они будут иные, лучшие и высшие, но никак не уничтожатся. Уничтожится в них то, что было ложно: то же, что было от истины, то только более процветет и усилится.

6

Одумайтесь, люди, и веруйте в Евангелие, в учение о благе. Если не одумаетесь, все так же погибнете, как погибли люди, убитые Пилатом, как погибли те, которых задавила башня Силоамская, как погибли миллионы и миллионы людей, убивавших и убитых, казнивших и казненных, мучащих и мучимых, и как глупо погиб тот человек, засыпавший житницы и сбиравшийся долго жить и умерший в ту же ночь, с которой он хотел начинать жизнь. «Одумайтесь, люди, и веруйте в Евангелие», — говорил Христос 1800 лет тому назад и говорит еще с большей убедительностью теперь, — предсказанною им и совершившеюся теперь бедственностью и неразумностью нашей жизни, дошедшей теперь до последних пределов бедственности и неразумия.

Ведь теперь, после стольких веков тщетных стараний языческим устройством насилия обеспечить нашу жизнь, казалось бы, не может не быть очевидным для всякого, что все направленные к этой цели усилия вносят только новые опасности в жизнь и личную и общественную, но никак не обеспечивают ее.

Ведь, как бы мы ни назывались, какие бы мы ни надевали на себя наряды, чем бы и при каких священниках ни мазали себя, сколько бы ни имели миллионов, сколько бы охраны ни стояло по нашему пути, сколько бы полицейских ни ограждали наше богатство, сколько бы мы ни казнили так называемых злодеев-революционеров и анархистов, какие бы мы сами ни совершали подвиги, какие бы ни основывали государства и ни воздвигали крепости и башни от Вавилонской до Эйфелевой, — перед всеми нами всегда стоят два неотвратимые условия нашей жизни, уничтожающие весь смысл ее: 1) смерть, всякую минуту могущая постигнуть каждого из нас, и 2) непрочность всех совершаемых нами дел, очень быстро, бесследно уничтожающихся. Что бы мы ни делали: основывали государства, строили дворцы и памятники, сочиняли поэмы и песни, — всё это не надолго и всё проходит, не оставляя следа. И потому, как бы мы ни скрывали это от себя, мы не можем не видеть, что смысл жизни нашей не может быть ни в нашем личном плотском существовании, подверженном неотвратимым страданиям и неизбежной смерти, ни в каком-либо мирском учреждении или устройстве.