Читаем ПСС. Том 28. Царство Божие внутри вас, 1890-1893 полностью

Казалось бы, должно быть ясно, что только христианство дает спасение отдельно каждому человеку и что оно же одно дает возможность улучшения общей жизни человечества, но люди не могли принять его до тех пор, пока жизнь по общественному жизнепониманию не была изведана вполне, до тех пор, пока поле заблуждений, жестокостей и страданий общественной и государственной жизни не было исхожено по всем направлениям.

Часто, как самое убедительное доказательство неистинности, а главное неисполнимости учения Христа, приводится то, что учение это, известное людям 1800 лет, не было принято во всем его значении, а принято только внешним образом.

«Если столько уже лет оно известно и все-таки не стало руководством жизни людей, если столько мучеников и исповедников христианства бесцельно погибло, не изменив существующего строя, то это очевидно показывает то, что учение это неистинно и неисполнимо», — говорят люди.

Говорить и думать так — всё равно, что говорить и думать, что если посеянное зерно не только не дает тотчас же и цвета и плода, а еще некоторое время лежит в земле и разлагается, то это есть и доказательство того, что зерно это не настоящее и не всхожее.

То, что христианское учение не было принято во всем его значении тогда же, когда оно появилось, а было только принято во внешнем извращенном виде, было и неизбежно и необходимо.

Учение, разрушающее всё прежнее миросозерцание и устанавливающее новое, не могло быть принято при своем появлении во всем его значении и могло быть принято только во внешнем извращенном виде, а вместе с тем это-то принятие его только внешним образом было необходимо для того, чтобы люди, неспособные понять учение духовным путем, были самою жизнью приведены к принятию его в его настоящем виде.

Разве можно себе представить римлян и варваров, которые приняли бы учение Христа в том его значении, в котором мы понимаем его теперь? Разве могли римляне или варвары поверить в то, что насилие ни в каком случае не может привести ни к чему другому, как к увеличению насилия, что пытки, казни, войны ничего не уясняют и не разрешают, а всё запутывают и усложняют?

Люди, тогда огромное большинство людей, не были в состоянии понять учение Христа одним духовным путем, надо было привести их к пониманию его самою жизнью, тем, чтобы, изведав то, что всякое отступление от учения есть погибель, они узнали бы, что оно — истина.

И учение было принято, как не могло быть иначе, как внешнее богопочитание, заменившее язычество, и жизнь продолжала идти дальше и дальше по пути язычества. Но извращенное учение это было неразрывно связано с Евангелием, и жрецы лжехристианства, несмотря на все старания, не могли скрыть от людей самой сущности учения, и учение это, против воли их, понемногу раскрываясь людям, сделалось частью их сознания…

В продолжение 18 веков шла эта двойная работа — положительная и отрицательная: с одной стороны, всё большего и большего удаления людей в своей жизни по пути язычества от уяснявшегося учения Христа; с другой стороны, всё большего и большего уяснения и упрощения истин этого учения. И чем дальше шла эта двойная работа, тем яснее становилось, что есть заблуждение и что — истина…

Люди могли не одумываться, не признавать своей веры в Евангелие до тех пор, пока заблуждение насилия не дошло до своих последних пределов, как оно дошло в наше время но теперь это уже невозможно. Люди уже не могут не одуматься и не заявить своей веры в Евангелие, когда каждый из них призывается уже не к возлиянию языческим богам, как это было в древности, а к участию в самом ужасном, жестоком смертоубийстве, при котором вперед оговаривается возможность, необходимость отцеубийства. Общая воинская повинность и есть тот последний кирпич, положенный на криво начатую стену, от которого заваливается всё криво обоснованное общественное насильственное здание.

И заваливается это здание не потому, что слишком тяжело нести всю ту экономическую тяготу, которая накладывается на них вооружением, и не потому, что страшны ожидаемые войны, и не потому, что страшны бедствия, которыми угрожают всему обществу отпетые Равашоли, — заваливается здание потому, что требования, предъявляемые людям венцом общественного строя — воинской повинностью, до такой степени противны христианскому учению, вошедшему в сознание всех людей, что люди не могут из этих требований не понять всю ложь того общественного устройства, в котором они жили, и всю истину того учения, которое уже 1800 лет отрицало его.

Христианская истина, прежде познававшаяся только высоким подъемом пророческого чувства, теперь сделалась истиною, самою доступною каждому самому простому человеку, и требование исповедания ее предлагается теперь на каждом шагу каждому человеку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

На заработках
На заработках

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.Фабульным источником многочисленных произведений Л. - юмористических рассказов («Наши забавники», «Шуты гороховые»), романов («Стукин и Хрустальников», «Сатир и нимфа», «Наши за границей») — являлись нравы купечества Гостиного и Апраксинского дворов 70-80-х годов. Некультурный купеческий быт Л. изображал с точки зрения либерального буржуа, пользуясь неиссякаемым запасом смехотворных положений. Но его количественно богатая продукция поражает однообразием тематики, примитивизмом художественного метода. Купеческий быт Л. изображал, пользуясь приемами внешнего бытописательства, без показа каких-либо сложных общественных или психологических конфликтов. Л. часто прибегал к шаржу, карикатуре, стремился рассмешить читателя даже коверканием его героями иностранных слов. Изображение крестин, свадеб, масляницы, заграничных путешествий его смехотворных героев — вот тот узкий круг, в к-ром вращалось творчество Л. Он удовлетворял спросу на легкое развлекательное чтение, к-рый предъявляла к лит-ре мещанско-обывательская масса читателей политически застойной эпохи 80-х гг. Наряду с ней Л. угождал и вкусам части буржуазной интеллигенции, с удовлетворением читавшей о похождениях купцов с Апраксинского двора, считая, что она уже «культурна» и высоко поднялась над темнотой лейкинских героев.Л. привлек в «Осколки» А.П.Чехова, который под псевдонимом «Антоша Чехонте» в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. «Осколки» были для Чехова, по его выражению, литературной «купелью», а Л. - его «крестным батькой» (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать «коротенькие рассказы-сценки».

Николай Александрович Лейкин

Русская классическая проза
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Бесы (Иллюстрации М.А. Гавричкова)
Бесы (Иллюстрации М.А. Гавричкова)

«Бесы» — шестой роман Фёдора Михайловича Достоевского, изданный в 1871—1872 годах. «Бесы» — один из значительнейших романов Достоевского, роман-предсказание, роман-предупреждение. Один из наиболее политизированных романов Достоевского был написан им под впечатлением от возникновения ростков террористического и радикального движений в среде русских интеллигентов, разночинцев и пр. Непосредственным прообразом сюжета романа стало вызвавшее большой резонанс в обществе дело об убийстве студента Ивана Иванова, задуманное С. Г. Нечаевым с целью укрепления своей власти в революционном террористическом кружке.«Бесы» входит в ряд русских антинигилистических романов, в книге критически разбираются идеи левого толка, в том числе и атеистические, занимавшие умы молодежи того времени. Четыре основных протагониста политического толка в книге: Верховенский, Шатов, Ставрогин и Кириллов.**

Федор Михайлович Достоевский

Русская классическая проза