ПСС. Том 29. Произведения, 1891-1894

Они проехали с 1/2 часа. Ветер и снег всё усиливались. — Вот только тут не сбиться, а то от колодца уж не ошибемся, — сказал Вас[илий] Андр[еич).

— Доедем, чего не доехать. На такой лошади да не доехать.

— Чего ты?

Вас[илий] Андр[еич] что–то сказал, но ветер подхватил его слова и отнес их так, что Никита не расслышал.

Вас[илий] Андр[еич] не отвечал и заглядывал вперед по дороге. Лошадь шла уже всё время выше щетки в снегу. Снегу в этом году было мало, в поле не больше как вершков на 5, так что везде была дорога. Лошадь шла той же рысью, но уже чувствовались ее усилия, она брала рывом, и сани подергивались с каждым ее шагом. Под шлеёй на сытом заду снег таял, втереть темнела от пота, тоже и на шее и на боках.

— Влево бери, — сказал Никита, — вовсе влево, ты куда забрал. Влево, говорю. Ветер мне в правый бок, а теперь прямо в морду.

Вас[илий] Андр[еич] взял влево, но как только он взял влево, лошадь осунулась по колено и пошла шагом.

Они проехали так молча несколько времени; ветер казался всё сильнее и сильнее и отчаянно трепал полу и воротник Никиты, снег сыпался чаще и косее, трудно было видеть.

— Стой, Андреич! Мы неладно едем. Вовсе неладно. Это что? — сказал Никита, указывая на видневшуюся из–под снега межу, поросшую полынем, который отчаянно сгибался и махался от свистящего в нем ветра. — Стой, говорю, — настоятельно крикнул Никита. Вас[илий] Андр[еич] остановил лошадь, уже вспотевшую всю и тяжело водившую крутыми боками.

— А что? — спросил Вас[илий] Ан[дреич].

— А то, что это полынь по жнивью по Захаровскому, мы вон куда заехали.

— Врешь.

— Вот–те врешь. Кабы мы на Ивановском поле были, мы б на зеленях были. Глянь–ка сюда. — Никита встал, взял кнут и стал копать снег кнутовищем и ногой. — Во, глянь — жниво.

— Ну, да всё одно, выедем, только вершину миновать, левее брать.

— Известно, выедем, бери прямо.

Вас[илий] Андр[еич] послушался и пустил лошадь, как велели Н[икита]. Они молча проехали еще несколько времени. Впереди сквозь сетку косого снега, падавшего сверху и подымавшегося снизу всё пуще и пуще, зачернелось что–то.

— Вот и лес Сатинский, — сказал Вас[илий] Ан[дреич].Никита молчал. И почмокал языком. Он видел, что это не лес, видел п[отому], ч[то] ветер пронес оттуда листки не дубовые, а сухие лозиновые. Но он ничего не сказал. Вдруг лошадь стала круто спускаться. Вас[илий] Ан[дреич] хотел остановить.

— Ступай, выедем. Это Машкин верх, а энто не лес, а ветлы. Грушкино, должно.

Действительно, лошадь спустилась — в низочке было по–тише — и тотчас же стала круто подниматься. Только что она поднялась, как то, что казалось лесом, стало перед самым носом. Это точно были лозины, голые с кое–где трепавшимися на них листьями, гнувшиеся от ветра и странно свистевшие и гудевшие.

— Я говорю, Гришкино. Бери влево, по канаве. Вот и рига видать.

Действительно, это было Гришкино. Выходило так, что они сбились влево и проехали верст 8 не совсем в том направлении, к[ак] им нужно было, но все–таки подвинулись к месту своего назначения. До Пирогова, куда они ехали, оставалось верст 5. За ригой они повернули в проулок и выехали в улицу. В улице за ветром было тихо, тепло, дорога была виднешенька, и слышались песни девок у двора. В Гришкине тоже был праздник.

— Друг, стой. До тебя слово есть. А, Вас[илий] Андр[еич], — окликнул встретившийся на улице выпивший мужик.

Вас[илий] Андр[еич] остановился. Мужик подошел вплоть к саням, снял и надел шапку.

— Куда же это тебя бог носит?

— Да мы в Пирогово было.

— Куда же вы заехали–то. Видно, сбились. Что же, заходи. Бражки нашей выпей.

— Некогда, брат Исай, заезжать. Надо ехать до ночи.

— Чего же тут, поспеешь. А то ночуй, куда же на ночь глядя заворачивай, — говорил Исай, хватаясь за вожжу. — Некогда, другой раз заеду. А ты вот скажи, как нам тут не сбиться опять?

— Где же тут сбиться, прямо на Молчановку, как выедешь на большак, сейчас влево, тут и есть Пирогово.

— Поворот–то с большака где, по летнему или по зимнему? — спросил Никита.

— По зимнему. Сейчас как выедешь, тут и есть.

— Поедем, что же, до Молчановки всё доедем.

Поехали дальше. В деревне было тихо, весело от песен; по дороге был виден навоз и пахло им. Но как только выехали за околицу, опять засвистела буря, понесло снизу и упорно мело с занесенной снегом крыши сарая, стоявшего на выезде.

Лошадь шла еще всё бодро, и дорога, казалось, не пропадала; ветер теперь был почти встречь. Поехали ровной рысцой и молча ехали полчаса, час, деревни всё не было.

— А ведь мы опять видно неладно едем, — сказал Вас[илий]

— Известно, неладно. Похоже, смеркаться стало, а деревни нет. Видно, сбились. Ты напрасно влево воротил, вправо надо, —сказал Никита.

— Да он всё влево воротит.

— А воротит, так пущей. Куда–нибудь да вывезет.