Потом? потом почувствовала, что это дурно с моей стороны, что я не могу. Всё лучше, чем расстаться с ним. Ну, одним словом, отдайте ему это письмо. Пожалуйста, Виктòр... найдите его и отдайте ему это письмо, и скажите... и привезите его.
Сделаю всё, что могу.
Скажите, что я прошу его всё забыть, всё забыть и вернуться. И я просила вас потому, что знаю, что вы любите его.
Разумеется, люблю. Но где он?
Я вам всё скажу. Я нынче ездила к Афремову узнать, где он. Мне сказали, что он у этих... цыган. Всё этот ужасный Афремов. Я знаю его. Ему не нужно этого. Это только, чтобы забыться. И я не могу это думать. Это так ужасно.
Это безумие. Это значит опять сначала.
Мама. Да дайте же Лизе говорить.
Вы все рады опять.
Скажите ему, чтобы он вернулся, что ничего не было, что всё забыто. Сделайте это из любви к нему и дружбы к нам.
Лиза! Что ты делаешь!
Мама, оставьте.
Это значит всё сначала. Опять связать себя с этим ужасным человеком.
Прощайте и поезжайте.
Сделаю, что могу, и если успею, то нынче же приеду с ним.
Он наверное пьян, а я пьяных боюсь. Я уеду.
Опять пустить к себе в дом эту гадину.282
Мама, я прошу вас не говорить так про моего мужа.
Он был муж.
Нет, он теперь мой муж.
Мот, пьяница, развратник, и ты не можешь с ним расстаться.
За что вы меня мучаете, мне и так тяжело, а вы точно нарочно хотите...
Я мучаю, так я уеду. Не могу я видеть этого.
Я вижу, что вы это хотите, что я вам мешаю. Не могу я жить. Ничего в вас не понимаю. Всё это по-новому. То развелась, решила, потом вдруг выписываешь человека, который в тебя влюблен.
Ничего этого нет...
Каренин делал предложение, и посылаешь его за мужем. Что это, чтобы возбудить ревность?
Мама! это ужасно, что вы говорите. Оставьте меня.
Так мать выгони из дома, а развратного мужа пусти. Да я не стану ждать. И прощайте, и бог с вами, как хотите, так и делайте.
Этого недоставало.
Ничего. Всё будет хорошо. Мама мы успокоим.
Дуняша, мой чемодан!
Мама! Вы послушайте.
ПОСЛЕ БАЛА
№ 1 (рук. № 1).
— Вот вы говорите, что надо самому понять, что хорошо, что дурно. А как понять это мальчику, когда он видит вокруг себя дурное, а люди всё это дурное считают хорошим. Я про себя скажу. — Так заговорил почтенный Иван Васильич после разговора, шедшего между молодежью о том, чем должно руководствоваться для определения нравственного и безнравственного. Никто, собственно, не говорил, что надо самому понять, что нравственно и что безнравственно, но у Ивана Васильевича была такая манера отвечать на свои собственные, возникающие вследствие разговора, мысли, и по случаю этих мыслей рассказывать целые эпизоды из своей длинной, интересной жизни. Часто он совершенно забывал повод, по которому он рассказывал, и увлекал рассказом тем более, что рассказывал очень искренно [и] очевидно правдиво. Так он сделал и теперь. — Да, вот и разберитесь, что хорошо, что дурно, когда вам 20 лет да еще вы влюблены.
— Это вы, Иван Васильевич, были влюблены? — спросила у него бойкая, хорошенькая приятельница его дочери.