ПСС. Том 34. Произведения, 1900-1903

Деятельность чиновника, получающего десятки тысяч и ничего не делающего, считается вполне законною, — нищая же вдова, для прокормления детей торгующая без патента вином, контрабандист или уклоняющийся от платежей — судятся, как преступники.

Купец — рядом мошенничеств скупил хлеб у крестьян, давимых податями, — во время голода не отдает его ниже, а втрое больше покупной цены, и его деятельность законна, и правительство ограждает его собственность; если же голодный похитит пуд этой муки — его сажают в тюрьму. Землевладелец, в пору требования податей подрядивший для своих полей будущую работу крестьян вдвое дешевле, чем она стоит, будет пользоваться помощью правительства для требования исполнения крестьянином всего того, что он был вынужден обещать во время нужды, хотя бы исполнение этих требований раззорило его. Если же крестьянин пустил лошадь в луга или собрал вязанку сучьев — его сажают в тюрьму.

Рабочий, всегда обманутый, нигде не получающий цены своей работы и своей жизни, покупающий всё, что ему нужно, втридорога, нигде не найдет суда на тех, кто его обманывает, — чиновник же, землевладелец, ростовщик, фабрикант, не переставая обманывающие и грабящие народ, во всех своих столкновениях рабочими всегда пользуются покровительством и охранением закона.

* [НЕУЖЕЛИ ЭТО ТАК НАДО?]

* № 1 (рук. № 1).

Вот сидят на шоссейной дороге, поднявшись от зари, рабочие, оборванные, худые, измученные, старые и молодые (есть и совсем ребята), и бьют поденно камень. Они сидят на камнях и, выбирая из кучи один за другим, укладывают его между обмотанных портянками ног и бьют по нем тяжелым молотом до тех пор, пока камень не рассядется. Тогда они переворачивают разбитый кусок и опять бьют по нем до тех пор, пока не разобьют на мелкие, и тогда откидывают и берут другой. И так работают 14 часов сряду. Ноги избиты, руки в мозолях, всё тело грязно, и не только лицо, волосы и борода, но и легкие их пропитаны известковой пылью. И такие люди, отгородившись щитами, сидят по всей дороге.

Вечером поздно придут они на деревню на квартиру. Им дадут ужин: хлеб, квас, картофель. Они наедятся и завалятся, чешась от вшей, на дворе или в душной избе в той одежде, в которой работали. И завтра встанут до зари и опять пойдут на те же камни, и опять та же мучительная, скучная работа до обеда, потом до вечера. И опять то же. Так уже прошло два лета. Так будет и еще до конца. Седые старики состарелись в этой жизни. А вот позади этих рабочих в поле пашет мужик на захудалой лошаденке, которую негде кормить, потому что кругом вся земля барская. Мужик этот живет так же, как и каменобойцы на дороге. Также встает до зари, если спал дома, а то приезжает из ночного, продрогши ночь в рваном кафтанишке, запрягает лошадь, едет пахать или берет косу и идет косить, или топор и идет рубить, и пашет, косит, рубит 12, 14, 16 часов в день, питаясь квасом с луком и хлебом не в волю. И так живет он с молодых лет и до старости. И так же живет в непосильных трудах его жена, наживая маточные болезни, и так же жили его отец и мать, и так же живут дети, голодные, холодные, раздетые, во вшах, в сверхсильной губящей здоровье работе с утра и до вечера, с молодости и до старости.

А вот рядом на самом этом шоссе и посреди полей, которые пашут мужики, стоит обнесенный стеною чугунный завод с четырьмя домнами и с огромной трубой. И на заводе, и на шахтах этого завода, как муравьи, копошатся рабочие люди. Одни на 100 аршин под землей в темных шахтах с утра до ночи, а другие с ночи до утра в сырости, темноте, духоте выбивают руду, подвозят к дудке и везут пустые вагончики, и опять наполняют их, и так работают по 12, 14 часов в день всю неделю. А другую неделю опять то же. Жизни у этих людей почти нет. В воскресенье только помоются, получат расчет, напьются, опохмелятся и опять лезут под землю.