— Нельзя было. Пролез передними ногами, пролезай и задними. Ханьша не могла простить смерть сыновей. Она потребовала вернуть себе хоть меньшого, Булач-Хана. Но Гамзат не дал его. И опять тот же Асельдер — зверь был, отрубил ей голову. Мы узнали это вечером и сошлись с братом у серебряника решить, как и где взять кровь Гамзата. Мы еще не решили когда, но к нам в лавку пришел Асельдер и стал расспрашивать. Мы поняли, что он знает, что когда-нибудь выдаст нас, и решили дело сделать завтра в пятницу, в мечети во время молитвы. — Так и было. На утро Гамзат призвал к себе деда нашего Дибир-Али и сказал ему: «Мне сказали, что твои внуки задумывают худое против меня. Хотят убить меня в мечети, но я не боюсь никого, кроме Бога и Магомета. И я делаю дело божье. И оно должно совершиться. Только знай, что, если я узнаю, что это правда, я повешу тебя с твоими внуками на одной перекладине». Дед пришел и призвал нас. «Дело плохо. Он всё знает», сказал наш дед. «Что будет, то будет», — сказали мы. Все отстали от нас, остались мы двое с Османом. На утро мы взяли по два пистолета и в бурках вошли в мечеть, вслед за нами пришел Гамзат. Увидав людей в бурках, он остановился и Асельдер633
подбежал к нам, приказывая снять бурки. Не успел он сказать это, как я скинул плечами бурку, а правой рукой вынул кинжал и по рукоять всадил ему под ребра. В это время Осман выстрелил в Гамзата. Гамзат ухватился за рану и взялся за кинжал, но я добил его в голову. Мюриды бросились на нас и убили Османа, но я убил еще двоих, и в мечеть вбежали наши молодцы и перебили остальных. Тогда Гамзатовы мюриды заперлись во дворце, но мы ворвались туда и которых перерезали, которых побросали с кручи. — Тогда все меня признали начальником над всей Аварией. Но мюриды на место Гамзата избрали Шамиля и, я слышал, собирались итти на Хунзах. Тогда русский генерал Клюгенау прислал ко мне, чтобы я покорился русским, и он защитит меня. Нельзя было бороться одному, и я согласился принять русских.634Хаджи-Мурат остановился и задумался. Он вспомнил, что это была вторая измена хазавату. Теперь была третья.
— Что, ты был уже женат тогда? — спросил Лорис-Меликов.
Хаджи-Мурат помолчал и улыбнулся.
— Меня женили, когда мне было шестнадцать лет. Это моя первая жена. Потом я женился на чеченке. Эта теперь с моими детьми у Шамиля. Вчера был из гор лазутчик, говорил, что Мулла-Ахмет берется выкупить их, если только отдадут двацать пленных и сто золотых. Сто золотых я дам, скажи князю. Без них мне нельзя служить вам. Всё, что я сделаю для русских, падет на голову жены, сына, матери.
— Я скажу. Я буду стараться, — сказал Лорис-Меликов. — Так на чем мы остановились?
— Хлопочи, старайся. Что могу, тебе сделаю. Что мое, то твое. Только помоги у князя. — Да, остановились мы на том, что генерал поручил мне Аварию.635
И я не пускал к себе Шамиля.— Ну, а как же хазават? — спросил Лорис-Меликов.636
Хаджи-Мурат опять улыбнулся. Очевидно он не хотел говорить правду, но не хотел и обманывать.
— Я хотел держать хазават, но нельзя было. Надо было итти к Шамилю. А Шамиль был мне враг. На нем была кровь и брата Омара и ханьши.
— Все-таки можно было воевать с русскими. Теперь уже это всё прошло и надо рассказать всё, что было, — сказал опять Лорис-Меликов.
— Всё так и было. Шамиль присылал ко мне, чтобы я покорился ему с Аварией. Но я сказал, что не хочу покориться ему.
А только прошу, чтоб он оставил меня, и я сам по себе буду воевать с русскими. На этом у нас остановилось, и всё бы было хорошо. Генерал любил меня. Я ездил к нему, с ним обедал. Он у меня был. Он мне дал награду, деньги, три раза. Прапорщиком меня сделал. Но тут вмешался Ахмет-Хан Кюринский. Он сватался за Солтанет, за дочь Паху-Бике. Но ее не отдали ему. И ему сказали, что я виноват этому.
— Почему же ты? — спросил Лорис-Меликов.