ПСС. Том 38. Произведения, 1909-1910

<Удивительно. А это случается со всѣми людьми, взгляды которыхъ выше средняго и вмѣстѣ съ тѣмъ такихъ, которые пріобрѣли извѣстность.>

№ 3.

<Такъ это постоянно случается съ людьми пылкими, каковы, вѣроятно, тѣ корреспонденты, которые пишутъ мнѣ такія недобрыя письма.>

№ 4.

<Такъ что мой корреспондентъ очевидно считаетъ въ моей дѣятельности хорошимъ то, что я считаю величайшимъ заблужденіемъ, отрицаніе Бога и жизни безконечной, тотъ же, кто печатаетъ книжечку о загробной жизни и Богѣ, выставляетъ сущностью моихъ взглядовъ то, что я случайно, далеко не полно и не ясно высказывалъ въ своихъ разговорахъ, письмахъ и дневникахъ.>

[ПО ПОВОДУ СТАТЬИ П. СТРУВЕ.]

Друзья мои, зная, что я не читаю журналовъ, указали мнѣ на статью, отзывъ Г-на Струве о моей статьѣ «Неизбѣжный переворотъ». А такъ какъ мысли, высказанныя мною въ этой статьѣ, кажутся мнѣ очень важными и нужными людямъ и выражаютъ то, чѣмъ я живу, жилъ чуть не полвѣка и буду жить до смерти, то я и прочиталъ отзывъ Г. Струве и, прочтя его, и удивился и, признаюсь, огорчился. Удивился я потому, что разсужденіе Г. Струве не можетъ не представиться явно несправедливымъ для всякаго, кто прочтетъ мою статью хотя бы и въ томъ урѣзанномъ видѣ, въ к[акомъ] она была напечатана въ «Р. В.» Огорчился же я потому, что желаніе, очевидно руководившее Г-омъ Струве и приведшее его къ такому странному и неосновательному выводу, было нехорошее, не доброе, имѣвшее очевидной цѣлью сбить съ толку тѣхъ немногихъ людей, на которыхъ моя статья могла бы произвести хоть отчасти желаемое мною впечатлѣніе.

― А что такое было Толстого въ «Р. В.»?

― «Безконечная перемѣна»¹³⁸ или что-то въ этомъ родѣ.

― Нѣтъ, это «Неизбѣжный переворотъ». Онъ тамъ опять все свою старую пѣсенку. Но ты прочти въ «Р. М.». Струве прямо носомъ ткнулъ его въ кричащее противорѣчіе.

― Вотъ какъ. А Дубровина то, кажется, заберутъ таки».

И молодой человѣкъ, который можетъ быть прочелъ, подумалъ бы, теперь спокоенъ и можетъ заняться политическими вопросами, соцiализмомъ, вообще наукой и не зачѣмъ читать всякія глупости, которыя пишетъ очевидно выжившій изъ ума старикъ, такъ какъ самъ Струве ясно и прямо показалъ ему, что то, о чемъ онъ думалъ полвѣка, явное, только ему одному по его умственной слабости невидимое противорѣчіе. Это огорчило меня. То же, что Г. Струве видитъ противорѣчіе тамъ, гдѣ никакъ невозможно найти его, и въ доказательство того, что противорѣчіе лѣзетъ въ глаза, говоритъ что-то такое, чего никакъ понять нельзя, и что журналъ печатаетъ эти слова, это удивило меня.

Г. Струве выписываетъ изъ моей статьи заключительныя слова, въ которыхъ говорится, что «истинное благо дается только тому, кто исполняетъ законъ своей жизни. Законъ же этотъ ты знаешь и по разуму, и по ученіямъ всѣхъ мудрецовъ міра, и по влеченію своего сердца», ― пишу я. «Законъ этотъ ― любовь, любовь къ высшему совершенству, къ Богу и ко всему живому, и въ особенности къ подобнымъ тебѣ существамъ ― людямъ. Только пойми это каждый изъ насъ, и онъ тотчасъ же пойметъ и то, что причина страданій и его, и всего міра не въ какихъ либо злыхъ людяхъ, виновныхъ въ томъ злѣ, которое совершается, а только въ одномъ: въ томъ, что живутъ люди въ условіяхъ жизни, сложившихся на насиліи, условіяхъ противныхъ любви, несовмѣстимыхъ съ ней, и что потому причина того зла, отъ котораго мы всѣ страдаемъ, не въ людяхъ, а въ томъ ложномъ устройствѣ жизни на насиліи, которое люди считаютъ необходимымъ.

Выдѣливъ курсивомъ послѣднія строчки, Г-нъ Струве пишетъ слѣдующее: «Въ этомъ противорѣчіи, которое въ нелитераторскомъ изложеніи Толстого само лѣзетъ въ глаза, не прикрытое никакими фразами, заключается основной и роковой вопросъ совершенствованія человѣческой жизни.

«Возражая противъ идеи, что совершенствованіе жизни можетъ быть произведено «внѣшнимъ» ея устроеніемъ, Толстой незамѣтно для самого себя подчиняетъ свою мысль именно этой соблазнительной идеѣ. Я говорю «соблазнительной» не въ смыслѣ «производящей соблазнъ». Идея возможности совершенствованія жизни путемъ ея «внѣшняго» устроенiя соблазнительна въ иномъ смыслѣ: эта идея, если предположить, что она вѣрна, означаетъ, что великій переворотъ замѣны жизни насильнической жизнью мирной, любовной не только возможенъ, но и очень легокъ. Созданіе такого убѣжденія въ легкости коренного преобразованія человѣческой жизни могло бы быть даже признано полезнымъ, если бы оно не было ― и на это указывалъ неутомимо самъ Толстой, въ чемъ его великая заслуга ― неразрывно связано съ выборомъ совершенно негодныхъ «внѣшнихъ» средствъ для осуществленія такого преобразованія».