Читаем ПСС. Том 38. Произведения, 1909-1910 полностью

Или другой: въ181 опоркахъ, одежда ваточная, въ родѣ халата, подпоясанн[ый] веревкой. Одежда вся, вся въ дыркахъ,182 очевидно, не прорванная, но отъ того, что износилась, лицо скуласто[е] пріятное, умное и трезвое.183 Я подалъ обычные 5 копѣекъ. Онъ поблагодарилъ, <мы> разговорились.184 Онъ административно ссыльный, жилъ въ Вяткѣ, кормить[ся] нечѣмъ, теперь идетъ въ Рязань, гдѣ жилъ прежде. Спрашиваю: чѣмъ былъ? Газетчикомъ, разносилъ газеты. За что пострадалъ? За распространеніе нелегальной литературы. Разговори[лись] про революцію, я сказалъ свое мнѣніе о томъ, что все въ насъ самихъ, что силу185 нельзя сломить, особенно такую огромную. Уничтожится зло внѣ насъ, когда оно уничтожится въ насъ, сказалъ я.186

— Да когда нибудь, да не скоро.

— Отъ насъ зависитъ.187

— Я читалъ вашу книгу о революціи.

— Это не моя, но я такъ же думаю.188

— Хотѣлъ просить васъ о вашихъ книгахъ.

— Съ удовольствіемъ. Только какъ бы не повредить вамъ. Я дамъ самыхъ невинныхъ.

— Да мнѣ что... я уже ничего не боюсь. Тюрьма? Да тюрьма лучше, чѣмъ такъ. Я бы желалъ въ тюрьму.

И сказа[въ], онъ улыбнулся доброй улыбкой.

— Какъ жалко, что столько силъ тратится напрасно, сказалъ я, вотъ такіе люди, какъ вы, какъ разстраиваете свою жизнь.189 Ну какъ же вы.

То онъ весело бойко отвѣчалъ мнѣ, когда дѣло шло о внѣшнемъ общемъ, но какъ только дѣло коснулось его, онъ вдругъ отвернулся отъ меня, закрылъ рукавомъ глаза и затылокъ его затрясся.

И сколько такихъ людей.

И эти люди погибаютъ безъ помощи, и люди <те, какъ тотъ первый> слабые отдаются этой бродячей жизни и главное тотъ народъ, который до сихъ поръ пригрѣвалъ, кормилъ ихъ, спасалъ насъ отъ нихъ, доходитъ до невозможности продолжать это свое дѣло. Нельзя такъ, положеніе это и новое, и невозможное. Нельзя такъ, надо отвѣтить на это новое ужасное явленіе русской жизни.

№ 2.

«Какъ отвѣтить на него, я не знаю, но знаю одно, что отвѣтить на него можетъ никакъ не наше одервенѣлое и глупое правительство, a отвѣтить могутъ только люди общества (стоитъ только вспомнить то, что сдѣлалъ и дѣлаетъ Бутсъ), одни сотни и сотни бѣдныхъ мущинъ и жешцинъ, которые рвутся къ разумному честному безкорыстному труду и другіе навѣрное очень многіе богатые, которые дадутъ средства на устройство такихъ учрежденій, который избавятъ эти несчастный сотни тысячъ бродящихъ людей отъ необходимости нищенствовать, отъ соблазна всякаго притворства и лжи, и милліоны осѣдлаго крестьянскаго народа отъ той тяжести, которую онъ одинъ несетъ на своихъ плечахъ».

№ 3.

«Какъ отвѣтить на него я не знаю, но знаю одно, что отвѣтить на него можетъ никакъ не наше одервенѣлое и глупое правительство, a отвѣтить могутъ только люди общества (стоитъ только вспомнить то, что сдѣлалъ и дѣлаетъ Бутсъ), одни сотни и сотни молодыхъ небогатыхъ мужчинъ и женщинъ нашего круга, которые рвутся къ разумному, честному и безкорыстному труду; и другіе навѣрное очень многіе, богатые, которые дадутъ средства на устройство учрежденій, могущихъ избавить сотни и тысячи бродячихъ людей отъ испытываемыхъ ими страданій. Такія усилія непосредственнаго труда молодыхъ, небогатыхъ людей и денежныхъ жертвъ богатыхъ избавятъ этихъ людей не только отъ тѣлесныхъ страданій, но отъ грѣха и развращенія, утишатъ озлобленіе этихъ людей противъ богатыхъ, избавятъ богатые классы отъ нѣкоторой доли сознанія своего грѣха, избавятъ и народъ отъ несомой имъ тяжести содержанія этой, все увеличивающейся арміи безработныхъ».

[Первая редакция статьи «Живущие и умирающие».]

№ 4.

Я сижу за работой, приходитъ тихо190 И[лья] В[асильевичъ]191 и, очевидно не желая отрывать меня отъ дѣла,192 говорить, что давно дожидаютъ прохожіе и женщина.

— Возьмите пожалуйста и подайте.

— Женщина по какому то дѣлу.

Прошу подождать и продолжаю работу. Выхожу совершенно забывъ о просительницѣ. Изъ-за угла выходить молодая, длиннолицая, худая, миловидная крестьянка. Я вспоминаю.

— Что нужно? Въ чемъ дѣло?

— Значить. Мужа отдали. Осталась одна съ четырьмя дѣтьми.193

— Какъ же? Развѣ одинъ былъ? Братьевъ не было?

— Братъ есть да раздѣленный.

— Такъ какъ же одинокаго отдали?

— Отдали, говорятъ, вы не дѣлены. А мы еще послѣ Пасхи на Ѳоминой разошлись. Все раздѣлили, да и дѣлить нечего было. Изъ скотины только и было что три овченки.

— Такъ какъ же одинокаго отдали?

— А кто ихъ знаетъ. Вотъ осталась одна съ ребятами. Дѣлай что хошь. Одно помирать надо. Да робятъ жалко. Къ вашей милости. Защитите какъ194 не по закону отдали.

— Я узнаю. Записалъ деревню, имя, прозвище. Узнаю, если что можно сдѣлать. Дамъ знать.

— Помогните хоть сколько нибудь. Ребята ѣсть хотятъ, a вѣрьте Богу, куска хлѣба нѣтъ. Пуще всего грудной. Молока195 въ грудяхъ нѣтъ, а коровы тоже нѣтъ. Плачетъ и вся трясется и отъ слезъ и отъ горя въ своей рваной поддевочкѣ.

Спрашиваю: откуда она взята. Говоритъ из Сергіевскаго. Это богатое большое село въ 40 верстахъ отъ насъ. Спрашиваю,196 живы ли197 отецъ, мать и какъ живутъ. Живутъ, говоритъ, хорошо.

— Отъ чего бы тебѣ къ нимъ не поѣхать?

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза