Читаем ПСС. Том 38. Произведения, 1909-1910 полностью

Дальше вносится ряд фраз, внедряющих в текст форму сна, например: «Я слушаю...», «Как это, почему-то тоже знаю», «Как мне почему-то хорошо известно...», «и вижу и почему-то знаю» и др. Автором снимается цыфра действующих лиц и некоторые лица (сын княгини, англичанка, студент, младшие дети княгини), остаются княгиня («хозяйка»), предводитель, Лина и врач. Орлов превращен просто в старичка, «который, кажется, любит выпить», и отличается снова порывистостью и горячностью. Предводитель охарактеризован как развратник. В отношении тем дано только одно сокращение; стиль почти не правится. Т. е. первая переделка третьей редакции главную работу ведет над художественной рамкой статьи, оставляя содержание и стиль нетронутыми.

После 12 декабря имеются следующие ближайшие записи в Дневнике.

13 декабря: «Работал над сном. Подвигается». 14 декабря: «Продиктовал письма и кое что ко сну...». 15 декабря: «Думал о сне — кажется хорошо, но не в силах писать». 17 декабря: «Поправлял немного разговор. Нехорошо, но приближается. Просмотрел и приписал к (Нищенство и народ) конец. Не дурно». Все эти указания оправдываются текстовым материалом. 17 декабря значится на обложке третьей переделки третьей редакции: значит, вторая переделка третьей редакции приходится на 13, 14 или 15 декабря. На рукописной обложке второй переделки рукой В. М. Феокритовой значится дата 15 декабря, но она возбуждает сомнение по трем причинам: 1) определенно указано, что 15 декабря автор не в силах был писать, а только «думал» о «Сне»; 2) к второй переделке приложены 3 листка блокнота с текстом, предназначенным для вставок, но писанным рукой A. Л. Толстой. Это очевидно то, что продиктовано 14 декабря; 3) вторая переделка обнаруживает значительную работу автора, которая не могла быть не отмечена 14 или 15 декабря. Таким образом остается дата 13 декабря, которая примиряет все неясности. 13 декабря Толстой именно «работал». Дату же на обложке легко объяснить тем, что Толстой лишь 15 декабря мог передать новую переделку для переписки, и именно дата перебелки и поставлена на обложке. Таким образом вторая переделка третьей редакции появилась 13 декабря, т. е. на следующий же день после первой переделки (см. ркп. № 41).

Опять значительная часть работы уходит на начало, которое принимает сильно отличный от первой переделки третьей редакции вид (см. вариант № 17).

Во второй переделке Толстой продолжает затуманивать действующих лиц: вместо княгини чаще «хозяйка»; вместо предводитель — «кто-то очень важный» или «великолепный господин с усами торчащими кверху», вместо Орлова «какой-то человек, которого все называли Николаем Ивановичем». Усиливаются фразы: «вижу я», «я замечаю это», «помню только» и т. п. Совершенно переделан ввод главного героя. Вместо слов первой переделки третьей редакции: «Вдруг с конца стола послышался голос приятный и взволнованный, повторивший слова предводителя» (см. вариант № 17), во второй переделке читаем:

«И вотъ тутъ началось то, что мнѣ показалось замѣчательнымъ въ этомъ сновидѣніи. Вдругъ послышался голосъ. Я теперь не могу вспомнить и опредѣлить, за столомъ ли сидѣлъ тотъ человѣкъ, который заговорилъ или это было послѣ обѣда. Знаю только, что заговорилъ человѣкъ, котораго всѣ называли Николаемъ Ивановичемъ и что Ник. Ив. былъ мнѣ очень знакомъ, близокъ даже, и что все, что онъ говорилъ, было мнѣ знакомо, но какъ то по новому выражено, такъ что особенно запало мнѣ въ память. Наружность Н. И-a я хорошенько не помню и не могу восстановить. Помню только блестящiе, голубые глаза и бѣлые серебряные, курчавые, сѣдые виски по обѣимъ сторонамъ лба. Про внѣшность его знаю то, что одѣтъ онъ былъ очень дурно и руки у него были грязныя, знаю потому, что про растерзанность его костюма и нечистоту его рукъ я слышалъ замѣчанія и кн[ягини] и господина съ усами».

Имеется еще вставка в этой переделке, продиктованная Толстым дочери Александре Львовне. Толстой возвращается к старой концовке — записи лакея, которого он теперь называет Аркадием. Печатаем ее в вариантах под № 18.

В темах небольшие поправки, например, в монологе старика в конце сделано распространение.

Таким образом, во второй переделке третьей редакции, при сохранении почти неизменным тематического и стилистического материала первой переделки, направлено серьезное внимание на обработку внешней художественной рамки сна.

Под 16 декабря в Дневнике Толстого записей о работе над «Сном» нет, а 17 декабря значится: «Поправлял немного разговор. Нехорошо, но приближается. Просмотрел и приписал к (Нищенство и народ) конец. Не дурно». Однако на обложке ближайшей переделки значится рукой О. К. Толстой дата «16 декабря 09». С другой стороны, запись 17 числа вполне подходит к следующей четвертой переделке первой редакции. Возникает предположение, что Толстой создал третью переделку 16 декабря, но не вписал об этом в Дневник.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза