Читаем ПСС. Том 38. Произведения, 1909-1910 полностью

3 января 1910 г. в Дневнике Толстого запись: «Поправлял Народную Бедноту и Сон» (см. т. 58), 6 января: «Немного поправил Сон и Бедноту и решил послать Черткову как есть» (там же). Последние слова относятся главным образом к «Сну». Дальше в Дневнике Толстого о работе над «Вторым днем» нет упоминаний до 10 января. Между тем на рукописи № 69 на обложке дата 11 января 1910 г., на № 70 дат нет, на № 71 на обложке дата 12 января 1910 г.; кроме того анализ черновых показывает, что в ркп. № 70 на последнем листке была сделана рукой переписчицы дата 11 января 1910 г. Таким образом ясно, что записи Дневника от 3 и 6 января имеют в виду главным образом работу, оставшуюся в виде поправок машинного текста в рукописи № 68. Другими словами 3 и 6 января Толстой правит машинную копию с первой редакции и создает первую переделку «Второго дня», остатки которой хранятся в ркп. № 68 (которая даты не имеет). Особенности этой первой переделки следующие. Весь текст о даме, везущей мужа в Алжир (см. вариант № 4, стр. 354, строка 31 со слов: «родственница жена члена государственного совета»... до стр. 355, строка 17, кончая словами:... «о знакомых, о Думе»), изъят из рукописей «Трех дней в деревне». Мотивы изъятия неясны, но на неслучайность его указывает то обстоятельство, что в следующем этапе работы Толстой пишет эту часть текста заново и делает ее композиционно концовочной. Дальше выброшены следующие места чернового текста: вариант № 4, стр. 355, строки 19—23 («обычную прогулку... захожу в Волостное правление»), а также стр. 359, строки 13—17. Далее, в первой переделке вставлен в месте, соответствующем основному тексту от стр. 17, строки 15—40 следующий кусок текста:

Я слѣзаю, чтобы не мѣшать. Докторъ разсматриваетъ что-то, потомъ оборачивается ко мнѣ и тихо говоритъ: агонія. Дѣвочка, вѣроятно, заглядѣвшись на насъ, недостаточно сильно качала, и ребенокъ закричалъ. Мать поставила лампу на столъ и, сердито оттолкнувъ, принялась сама качать.

Докторъ слѣзъ съ хоръ и сталъ говорить снохѣ, что ея свекоръ кончается.

— Что же, за попомъ значитъ? — недовольно проговорила она, сердито качая раскричавшагося ребенка.

Докторъ подтвердил, что надо.

— Добро бы самъ дома былъ, а то теперь кого найдешь, гляди всѣ за дровами уѣхали.

— Больше тутъ мнѣ дѣлать нечего, сказалъ докторъ, и мы вышли.

Потомъ я узналъ, что баба нашла кого послать за попомъ, и попъ только успѣлъ причастить умирающаго.

Немного не доѣзжая до дому, насъ нагнала великолѣпная тройка цугомъ...

Наконец, произведена правка отдельных частей. Текст варианта № 4, стр. 355, строки 25—30 дан в первой переделке так:

Онъ справляется и говоритъ мнѣ, что въ семьѣ этой два работника.

— Какъ же она говорила мнѣ, что онъ одинокій.

— Вретъ, говоритъ онъ, улыбаясь.

— Ну какъ они живутъ?

— Что бѣдны, то бѣдны.

Вариант № 4, стр. 358, строки 16—25 во второй редакции даны так:

— Охъ, о-охъ, охъ, громче стонетъ она.

— Болитъ что?

— Все болитъ, все ломитъ.

— Нашъ докторъ тутъ, позвать его? говорю я.

— Что мнѣ твой дохтуръ. Мнѣ одинъ дохторъ. Помереть мнѣ, вотъ мой и дохтуръ.

— Старая она, говоритъ вдова.

— А сколько ей? Не старше меня.

— Старше много, ей годовъ 90.

— Пора, охъ, пора, батюшка... оохъ, объ одномъ прошу Бога, оохъ не принимаетъ душу, охъ. За грѣхи видно. О-охъ, Господи.

Слышу подъѣхали сани, прощаюсь, выхожу и ѣдемъ съ докторомъ на послѣднее его...

Вариант № 4, стр. 358, строка 35 по стр. 359, строка 4 даны в первой переделке так:

Докторъ влѣзаетъ на хоры и заглядываетъ на печку, окликаетъ больного. Съ печки слышится не то хрипъ, не то стонъ. Врачъ нагибается надъ больнымъ и что-то дѣлаетъ тамъ.

— Ну что? спрашиваю я.

Докторъ не отвѣчаетъ, очевидно считая пульсъ и прислушиваясь къ чему то. Я поднимаюсь тоже на хоры и стою рядомъ съ докторомъ. На печи темно, и я только понемногу начинаю различать человѣка, лежащего безъ постели и подушки волосатой головой на голомъ кирпичѣ печи. На человѣкѣ рубаха и портки. Тяжелый дурной запахъ стоитъ вокругъ больного. Онъ лежитъ почти навзничь, такъ что обѣ руки его на просторѣ. Докторъ держитъ одну за пульсъ.

Все особенности первой переделки показывают, что она представляет работу главным образом над художественной стороной (композиционная рамка, правка диалогов и сцен встреч) и что первая переделка дает бòльшую художественную редакцию текста.

Как указано, следующие дневниковые записи Толстого относятся к 10 января: «Немного перечитал 2-й и 3-й День в Деревне» (см. т. 58) и к 12 января: «Поправил 2 и 3 день» (там же). С этими записями, очевидно, связаны рукописи № 69 (дата на обложке 11 января, вероятно, дата переписки поправок, сделанных 10 января, № 70 (без даты) и № 71 (с датой на обложке 12 января).

№ 69 представляет собою несомненно вторую переделку «Второго дня». Толстой просматривает весь переписанный текст и делает ряд крупных поправок. Важнейшие следующие. Как показывает сравнение с работой Толстого над «Третьим днем», именно во второй переделке Толстой вносит заглавие «Второй день в деревне».

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза