способами исследования для дальнейшего развития теории, все были бы ему благодарны. Но Бернштейн и не помышляет об этом, а ограничивается дешевыми нападками на учеников Маркса и совершенно неясными, чисто эклектическими замечаниями вроде того, что теория предельной полезности школы Госсена-Джевонса-Бёма не менее справедлива, чем теория трудовой стоимости Маркса. Обе теории сохраняют свое значение для разных целей, — говорит Бернштейн, — ибо Бём-Баверк имеет `a priori такое же право абстрагировать от того свойства товаров, что они произведены трудом, как Маркс — абстрагировать от того их свойства, что они суть полезности. Каутский указывает, что это совершенно нелепо — считать две противоположные, исключающие друг друга теории пригодными для разных целей (причем Бернштейн не говорит, для каких целей пригодна та или другая теория). Вопрос состоит вовсе не в том, от какого свойства товаров мы вправе
* — заранее (с самого начала).
204 В. И. ЛЕНИН
сжимания мысли в тесные тиски никогда не были эклектиками, что стремление к единству, целостности воззрений было всегда им присуще. Эклектик же слишком робок, чтобы отважиться на мятеж. Ведь, если я вежливо расшаркиваюсь перед Марксом и в то же время вежливо расшаркиваюсь перед Бём-Баверком, то отсюда еще очень далеко до мятежа! Пусть назовут мне, говорит Каутский, хоть одного эклектика в республике мысли, который был бы достоин названия мятежника!
Переходя от метода к результатам применения метода, Каутский останавливается на так называемой Zusammenbruchstheorie, теории крушения, внезапного краха западноевропейского капитализма, краха, который Маркс считал будто бы неизбежным и связывал его с громадным хозяйственным кризисом. Каутский говорит и показывает, что никогда Маркс и Энгельс не выставляли особой Zusammenbruchstheorie, не связывали Zusammenbruche непременно с хозяйственным кризисом. Это — извращение противников, которые односторонне излагают теорию Маркса, выхватывая без смысла отдельные места из отдельных сочинений, чтобы потом победоносно опровергать «односторонность» и «грубость» теории. На самом деле Маркс и Энгельс ставили преобразование западноевропейских экономических отношений в зависимость от зрелости и силы выдвинутых новейшей историей Европы классов. Бернштейн пытался утверждать, что это не теория Маркса, а толкование и расширение ее Каутским, но Каутский точными цитатами из произведений Маркса 40-х и 60-х годов, а равно и анализом основных идей марксизма, вполне опроверг эту, поистине, крючкотворскую уловку Бернштейна, который с такой бесцеремонностью обвинял учеников Маркса в «апологетизме и крючкотворстве». Это место книги Каутского особенно интересно, тем более, что некоторые русские писатели (например, г. Булгаков в журнале «Начало») поспешили повторить то извращение теории Маркса, которое преподнес Бернштейн под видом «критики» (повторяет это извращение и г. Прокопович в своей книге «Рабочее движение на Западе». СПБ. 1899).
РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ К. КАУТСКОГО «БЕРНШТЕЙН И С.-Д. ПРОГРАММА» 205