ПСС. Том 46. Дневник, 1847-1854

26 Марта.¹⁸² Въ XX главѣ содержаться разныя статьи, требующія объясненія. — Сначала говорится о преступленіи въ оскорбленіи Величества. — Имянно — это преступленіе¹⁸³ есть совокупленіе словъ съ дѣйствіемъ, стремящееся ко вреду Монарха или Монархіи. Н[а]п[римѣръ], когда Гражданинъ выходитъ на площадь и возбуждаетъ народъ словами, то онъ наказывается, но не за слова, а за дѣйствіе, котораго началомъ¹⁸⁴ или слѣдствіемъ были эти слова. Рѣчи же противъ правительства клонящіяся, по причинѣ трудности доказать это преступленіе, не должны быть наказываемы смертью, какъ вообще всѣ преступления противъ Величества, а просто исправительными наказаніями. — Письма же такого рода должны быть наказываемы смертью. — Ето постановленіе доказываетъ ясно, что въ Деспотическомъ правленіи Монархъ не можетъ надѣяться на вѣрность гражданъ. Почему? Потому что, такъ какъ въ Деспотіи¹⁸⁵ [нѣтъ] договора, посредствомъ котораго¹⁸⁶ одно лицо имѣло бы право, а граждане обязанность, и на оборотъ, а властью этой завладѣло одно лицо посредствомъ силы, то и говорю я:¹⁸⁷ такъ какъ такого договора въ Деспотіи не существовало, то и обязанности со стороны гражданъ существовать не можетъ. — Ежели же мы хотимъ поддержать власть, происшедшую изъ преобладающей силы¹⁸⁸ — злоупотребленія, то лучшій способъ¹⁸⁹ есть злоупотребленіе и сила, — какъ это и выразила Екатерина, положивъ наказанія¹⁹⁰ за выраженіе своихъ мыслей. — Весьма замѣчательна въ этой же главѣ мысль о томъ, что свобода книгопечатанія развиваетъ духъ народа. — Довольно странны мнѣ показались въ этой главѣ двѣ мысли, которыя мнѣ никакъ не хочется приписать Ека[теринѣ], имянно: 1) что она, кажется, признаетъ существованіе колдовства, и 2) что она говорить, что¹⁹¹ Православная Религія есть одна истинная, a всѣ другіе хрістіане суть заблудшіяся овцы. — Далѣе встрѣчается мысль, взятая прямо изъ Montesquieu,¹⁹² который,¹⁹³ разсуждая о томъ, когда разрушается Республика, говорить, что это бываетъ тогда, когда имущества гражданъ перестаютъ быть имуществомъ всего народа, и каждый гражданинъ уже болѣе печется о своей собственности, чѣмъ о собственности всего Г[осударства]. Эту то мысль, говорю я, Екатерина взяла и приложила ее къ Монархіи. — Забывая, что въ Монархіяхъ причины, побуждающія гражданъ быть полезными Г[осударств]у, суть не общія, Г[осударствен]ныя, но частныя. — Ибо, не имѣя участія въ правленіи, граждане не имѣютъ тоже желанія быть ему полезными и еще болѣе жертвовать общему частнымъ.¹⁹⁴ — Далѣе встрѣчается чудесное сравненіе управленія Г[осударствен]наго съ машиною. Именно, чѣмъ проще оно, тѣмъ оно лучше.¹⁹⁵ —

Потомъ она говоритъ, что право прощать должно принадлежать Монарху, и что кого имянно прощать, опредѣлить этаго нельзя, а это опредѣляютъ самыя чувства монарха. По моему мнѣнію Jura reservata никогда не могутъ быть оправданы. Во первыхъ по тому, что они подаютъ надежду преступникамъ избѣгнуть наказанія, а во вторыхъ по тому, что¹⁹⁶ это есть ничто иное, какъ способъ,¹⁹⁷ изобрѣтенный Верховною властью,¹⁹⁸ весьма остроумный дѣйствовать противъ законовъ по закону. — За симъ слѣдуетъ заключеніе весьма простое, въ которомъ она говоритъ, что умретъ съ горести, ежели сводъ законовъ, который она поручаетъ составить, не будетъ совершененъ, и ежели будетъ существовать народъ счастливѣе и славнѣе Русскаго. — Въ прибавленіи въ XXI главѣ говорится о Полиціи. Въ ней она весьма справедливо дѣлаетъ различiе между преступленіями и полицейскими проступками.¹⁹⁹ Первые, говоритъ она, подлежать силѣ закона, вторые же — власти онаго; главная цѣль наказанія первыхъ есть та, чтобы избавить общество отъ преступника, главная же цѣль наказанія вторыхъ есть исправить преступника и сохранить для общества хорошаго Гражданина. —