Читаем ПСС. Том 55. Дневники и записные книжки, 1904-1906 гг. полностью

Женщины ходят на сходку и участвуют в общем деле так же, как и мужчины. Теперь гурийцы говорят, что жениться следует по любви, а не из-за денег, и тем, которые получили раньше приданое за женой, было предложено возвратить его родителям. 23 человека так и сделали. Но им было сказано: если родители сами от себя дадут приданое дочери, тогда она пусть возьмет. Детей хотят воспитывать так, чтобы у них было отвращение к убийству. Воров своих гурийцы судят сами. Воры должны обходить с украденной вещью или скотиной всю деревню и признаваться, что они украли, и возвратить украденное. Власти, губернатор грозят разорением и выселением. Присылают солдат, но крестьяне принимают их дружелюбно, угощают, говорят: «Вы наши братья», и солдаты видят, что эти люди добиваются правды и другим не делают зла. Когда солдаты в них стреляли и убили трех из них, они всем скопом говорили: «И не стыдно вам стрелять?...» К присланному правительственному чиновнику Султан-Крым-Гирею гурийцы отнеслись весьма добродушно и указали ему на целый ряд своих нужд...»

271. 11927. Надо будет изложить. Этовеликое дело. — Отдельной статьи о гурийском движении Толстым не было написано. Сочувственное упоминание о гурийском движении имеется в его статье «Как освободиться рабочему народу?», подписанной им 25 марта 1905 г., и в Дневнике 29 июня 1905 г., 8. Восторженный отзыв о гурийском движении дал Толстой в письме к И. П. Накашидзе, написанном 1 февраля 1905 г. и напечатанном в № 16 «Свободного слова» за 1905 г. (стлб. 22). См. т. 75.

Толстой продолжал и впоследствии живо интересоваться гурийским движением. Д. П. Маковицкий в своих неопубликованных записках рассказывает, с каким волнением слушал Толстой 27 марта 1905 г. чтение вслух корреспонденции «Нового времени» (от 25 марта 1905 г.) «По Гурии». «Лев Николаевич, — пишет Д. П. Маковицкий, — очень внимательно слушал длинное чтение и был им взволнован, лицо его посинело, как у больного».

Следует, однако, заметить, что сведения, полученные Толстым о гурийском движении от М. К. Кипиани, были в некоторых отношениях односторонни и не вполне точно представляли характер движения. В действительности движение это носило более революционный, чем толстовский характер, о чем некоторое время спустя писали Толстому его единомышленники с Кавказа. Так, И. П. Накашидзе писал ему 27 марта 1905 г.: «Дорогой Лев Николаевич, недавно только вернулся из Гурии, которой половину объехал вместе с комиссией, посланной главноначальствующим для ознакомления с положением дела. Теперь только, не беря греха на душу, могу подробно передать вам о том, что творится у нас в Гурии. Повторилось то же, что у духоборов: народ на своей шкуре узнал, что такое власти, решил упразднить их и упразднил. Великая разница только в том, что основа духоборского движения — религиозная, гурийского же — революционная. Вся Гурия, от мала до велика, сейчас настроена революционно, готова хоть сейчас взбунтоваться и ждет только, что предпримет русский рабочий народ. Это открыто заявляли представители сходов крестьянских в Гурии посланнику главноначальствующего Крым-Гирею. Гурийцы поступали с властями, губившими их, по закону Моисея — «око за око, зуб за зуб». У меня язык не повернется обвинять их за это после всего того, что я узнал в Гурии о насилиях, творимых над гурийцами властями, раздувшими отказ крестьян работать у помещиков в целый бунт, с целью заслужиться перед начальством...» (АТБ). В таком же смысле писал Толстому и другой его единомышленник, В. А. Лебрен, живший в Батуме, в письме 20 июня 1905 г.: «С того, собственно, и началось, что они стали стрелять шпионов и помещиков. Движение это есть стачка, практически опирающаяся на террор, и христианского, религиозного в нем нет ничего. Началась она несколько лет назад на здешних заводах, где гурийцы работали тысячами и где они научились от социал-демократов борьбе с капиталистами посредством стачек. Этот способ борьбы посредством стачки, усвоенный на заводах, они перенесли в свои деревни и применили к землевладельцам и грабящему и не исполняющему свои обязательства чуждому правительству. И благодаря общности интересов, благодаря их дикой удали и легкости для них убийства, что делает здесь террор особенно страшным, они достигли практически очень большого успеха. Повинуется вследствие террора, правда, меньшая, но довольно значительная часть населения: два-три знакомых определили ее в 10-20%. Что касается искоренения пьянства, женских нарядов и вообще подъема нравственности, то я думаю, что и подъем духа последовал за удачей народа, от того, что народ почувствовал себя вдруг творцом своей общественной жизни» (АТБ).

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы