ПСС. Том 59. Письма, 1844-1855 гг.

«Дорогой и хороший мой Léon! Я беспокоюсь смертельно и непрестанно мучаюсь о тебе; зная, что я люблю тебя до обожания, ты понимаешь, как исстрадалось мое бедное сердце при сознании, что ты подвергаешься величайшим опасностям, и что ты присутствовал при этой ужасной бомбардировке, которая, по газетам, длилась шесть дней под ряд. Сколько тысяч людей погибло! Дрожь пробирает при мысли об этом. — Я не теряю надежды на милосердие божие, он сохранит твою драгоценную жизнь на счастие всех нас, и ты вернешься к нам увенчанный славой; предчувствую это ; бог слышит усердные молитвы. Но не взирая на эту надежду, я трепещу за тебя, боюсь, что ты отважно подвергнешь себя опасности; друг мой, берегись, мне дорога твоя жизнь. Чтобы избавить меня от этого состояния душевной смуты, умоляю тебя, пиши мне. — Одни твои письма приносят мне успокоение; хотя несколько слов, только увидеть твой почерк уж это счастье. Не лишай меня его. Ты уже знаешь, что Сережа поступил на военную службу в полк Стрелков императорской фамилии. Хотя мне было грустно расставаться с ним, но я радуюсь, что он уехал из деревни и этим освободился от известных личностей; иного способа не было. Сердечно желаю ему счастья. Я огорчена, что не могла проводить его в Пирогово, но дорога была такая, что ехать было можно только в телеге, что для меня немыслимо. Николенька подал прошение о желании своем поступить на службу на Кавказ. Несомненно, он будет принят, и тогда я буду мучиться за вас троих, мне дорогих. В Ясном я буду еще более одинока и всё-таки я тороплюсь уехать из Покровского, где прожила слишком долго, не принеся никакой пользы и не получив благодарности. Три месяца я ходила за больными детьми и мучилась за них в отсутствие Валерьяна, Мари и м-ль Вергани, которые вернулись только накануне Пасхи. Теперь буду отвечать на твое письмо от 13 марта, полученное только апреля. Уж не знаю, почему оно так долго пропутешествовало. Очень оно мне было приятно. Вижу, что ты не изгнал меня из своей памяти, что ты мне доверяешь, и что советы мои могут тебе пригодиться. Мой милый друг, благодарю тебя за то, что ты меня утешил, ты просишь моего прощения за то, что огорчаешь меня, но я не могу и не хочу выговаривать тебе; поверь мне, что я сочувствую твоему огорчению, но сама горюю гораздо больше о том, что ты находишься среди опасности, чем о потере денег, вырученных из продажи дома. Не унывай, всё уладится со временем, только бы ты был жив и невредим. Это мое единственное желание. — Сократи траты, довольствуйся своим жалованьем, а доходы с Ясного пойдут на уплату карточных долгов. Я уже давно знала от Николеньки печальные обстоятельства, в которых ты находишься. Мы жалели тебя, что у тебя не хватает ни силы воли, ни власти над собой, чтобы побороть искушение игры, как только у тебя есть деньги в руках. Больше всего меня огорчает то, что у тебя страсть к игре, а всякую страсть трудно побороть. С твердой волей, конечно, этого можно достигнуть, но у тебя ее в этом случае нет! В другой раз мы еще поговорим об этом, теперь же я только занята одним — бомбардировкой Севастополя. Город возьмут штурмом, будет решительное сражение, и я боюсь, я трепещу за тебя. Еще усерднее буду молиться, чтобы господь тебя сохранил и послал тебе счастья, которого ты достоин. Ты мне пишешь, мой милый дружок, о новом знакомом, некто Г. Барановском, с которым ты подружился. Желаю, чтобы эта дружба продолжилась; большое утешение иметь такого человека, которому доверяешь и горести свои, и радости и находишь в нем сочувствие. Этот молодой человек меня интересует потому, что он тебя любит, и я желаю ему всего хорошего. Тургенев здесь и произвел на меня нехорошее впечатление, совсем не такое, какого я ожидала. Предпочитаю его сочинения его разговору; словом, нахожу, что он лучше пишет, чем говорит, и я вполне в нем разочарована. Больше не скажу, но ты встретишься когда-нибудь с ним и тогда скажешь мне о нем свое мнение. Прощай, мой хороший обожаемый Léon, сохрани и награди тебя господь. Нежно целую тебя. Сердечно твоя Т. Е. М-ль Вергани тебе кланяется и желает всего хорошего. Деньги из Ясного скоро тебе вышлют. Вся наша семья в добром здоровье, Николенька охотится каждый день и затравил порядочно зайцев». (Оригинал по-французски; публикуется впервые; подлинник в АТБ.)

Под ужасной бомбардировкой Ергольская разумеет т. н. «второе» бомбардирование Севастополя союзниками, продолжавшееся с 28 марта по 6 апреля включительно, т. е. десять дней, в течение которых союзниками по Севастополю было выпущено от 150 до 160 тысяч зарядов, с нашей же стороны всего 80 тысяч. Выбыло из строя за это время — у союзников 1850 чел., а у нас 6130. См. Богданович «Восточная война 1853—1856 годов», Спб. 1876, т. III, стр. 284. Пасха была в этом году 27 марта. Барановский — конечно, Броневский Аркадий Алексеевич. См. прим. 6. Тургенев приехал из Петербурга в свое Спасское 12 апреля. Из слов Т. А. Ергольской явствует, что в первые же дни своего приезда он побывал в Покровском.