ПСС. Том 61. Письма, 1863-1872 гг.

³ Петр Иванович Шаликов (1768—1852). Толстой имеет в виду его книгу: «Историческое известие о пребывании в Москве французов 1812 года», М. 1813.

⁴ Многотомная библиотека М. Н. Лонгинова заключала немало библиографических редкостей. После смерти его была передана его дочерью А. М. Козловской Пушкинскому дому.

* 45. С. Н. Толстому.

1864 г. Апреля 17. Я. П.

17 апреля.

Деньги 600 р. от Берсов, я думаю, что вы уже получили. Расписка банкира у меня уже давно. Из Петербурга я распорядился, чтобы выслали еще 400 р. в апреле, и почти уверен, что их вышлют, но ответа на мое вторичное письмо в Пет[ер]бург еще не получал.¹ Поэтому ожидаю от вас известий, чтобы здесь предпринять какие-нибудь меры для добывания денег, ежели еще нужны. Из Пирагова я не получал еще никаких известий, и сам еще там не был, но думаю поехать на этой — страстной или на святой неделе. Нынче я еду в Тулу навстречу Саши и Тани,² которые должны приехать к нам. У нас и у вас всё благополучно, по-старому. Пожалуйста, напишите мне поскорее о ваших делах и предположениях. Вслед за твоим отъездом, Сережа, из Ясной еще, я хотел писать тебе в Тулу, потом хотел писать за границу, получив твою записочку тетиньке,³ и всё откладывал оттого, что мне трудно писать о том, что я хочу. Ты поставил меня в такое положение, как будто ты хочешь разойтись со мной, и что виноват в этом, конечно, я, и так очевидно, что и объяснять этого не стоит того. А вместе с тем я только видел, как со времени моей женитьбы ты всё дальше и дальше держался меня, видел, что между нами объяснений не могло быть, и что помочь этому я не мог и не умел. Я никогда никакой мысли о тебе не имел, которой бы я тебе не высказал, как прежде, так и теперь; как прежде, так и теперь ты мне самый близкий (после семьи) человек, но мне с тобой часто тяжело, неловко, и я боюсь всякую минуту сделать тебе неприятное, и эта боязнь делает на тебя еще худшее впечатление. Очень может быть, что я не вижу и не понимаю того, в чем я виноват против тебя, но я не знаю, и потому ты скажи мне прямо.

Ежели же нет у тебя причин, как я предполагаю, то, не обращая внимания на эту иногда неловкость и gêne, к[отор]ая по моему опыту происходит от брюшного полнокровия — гемороя (и бывает у меня иногда к жене с тетенькой без всякой причины), ты поверь мне и убедись раз навсегда, что ни я, ни Соня, ни тетинька никогда про тебя не говорили и не можем говорить того между собой, что мы тебе не скажем, и поэтому будь с нами, со мной главное, совершенно свободен и прост. Когда не в духе, можно находить других глупыми и злыми, и думай так про нас, но за что ж ты предполагаешь в нас двуличность и во мне? Соня сказала тебе всё, что она думала тогда о твоих отношениях к Тане, и теперь и давно уже сама того не думает, особенно, как теперь, по известиям из Москвы, Т[аня] совсем успокоилась. Я же никогда тебя не винил во всем этом деле, тетинька еще меньше. Жить, как ты сам говоришь, нам немного осталось, и тебе и мне не найти людей, которые бы нас понимали так, как мы друг друга, и любили бы так, исключая жен, поэтому — мое мнение — или скажи мне, что ты против меня имеешь, или убедись, что я против тебя таинственного ничего никогда иметь не могу, и обходись со мной всегда, как хочешь, но не предполагая во мне задней мысли, к[отор]ой не может быть, и нам будет, как всегда было, иногда скучно, иногда неловко, но всегда приятно от того, что есть брат, а не тяжело и всё тяжеле и тяжеле, как теперь. Я уверен, что ты меня упрекал в эгоизме, а я тебя упрекал в эгоизме. Это всегда так. Я объясняю себе разлад наш: 1) твоим семейным положением. Ты имеешь все невыгоды семейства — стеснение свободы, а не имеешь выгод его — дом. Ты сам всё боишься, что в сближении с твоим семейством неискренны, и мешаешь этому сближению, 2) твой эпизод с Таней, к[отор]ый, не дав тебе ничего, только расстроил тебя дома и, я боюсь, восстановил Машу против нас (что понемножку и на тебя действует), 3) твоя сидячая жизнь и гемороидальное состояние духа, 4) перемены во мне со времени женитьбы, сделавшие меня менее сообщительным, что не доказывает то, чтобы я мог думать про тебя то, что бы я не сказал тебе. — Всё это прошло или пройдет. Главное то, что, попустившись на эту дорогу, мы делаемся друг для друга дальше и дальше, и положение это, я сужу по себе, становится мучительно. Воспоминание о брате стараешься отгонять. — Есть два средства, повторяю: объяснение, коли оно нужно, или доверие, к[отор]ое я имею полное к тебе, я знаю, что ты меня любишь все-таки больше всех, но к[отор]ого ты не имеешь. — Пиши, пожалуйста, поскорее о Машенькиных делах и о себе. —

Год определяется сопоставлением с письмом № 43.

Адресовано в Швейцарию, куда около 1 апреля С. Н. Толстой уехал к сестре.

¹ Ни первое, ни второе письмо Толстого в Петербург неизвестны.

² Александр Андреевич и Татьяна Андреевна Берсы.