ПСС. Том 66. Письма, 1891 (июль-декабрь) — 1893

⁵ Речь идет о рассказе С. Т. Семенова «Шпитонок». В «Русских ведомостях» этот рассказ напечатан не был. Опубликован в сборнике: С. Т. Семенов, «Крестьянские рассказы». С предисловием Л. Н. Толстого, М. 1894.

* 284. С. Т. Семенову.

1892 г. Мая 22. Бегичевка.

Дорогой Сергей Терентьевич,

Очень жалею, что мне не удалось услужить вам. Я заходил раз в Ред[акцию] Р[усских] В[едомостей], не застал. Поручил дочери перед отъездом, она, вероятно, забыла. Напишу еще в Редакцию.¹ Комедия же ваша отдана была мною в редакцию Царь Колокола.² Не знаю, что вышло из этого. Напишите туда.

Л. Толстой.

На обороте: Московск[ой] губ. Волоколамск[ого] уезда, деревня Андреевское. Сергею Терентьевичу Семенову.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

Сергей Терентьевич Семенов (1868—1922) — писатель из крестьян Волоколамского уезда Московской губ. О нем см. т. 64, стр. 67. В 1893 г. работал с Толстым на голоде. См. С. Семенов, «На голоде у Л. Н. Толстого» — «Минувшие годы» 1908, 9, стр. 128—148.

¹ См. прим. 5 к письму № 283.

² О какой комедии Семенова идет речь, неизвестно.

285. В. Г. Черткову от 23 мая 1892 г.

* 286. Д. А. Хилкову.

1892 г. Мая 24...29. Я. П.

Получил я и ваше последнее письмо, Дмитрий Александрович, то, в к[отором] вы пишете о интеллигентах, скрывающих свое отпадение от церкви, и письма ваши к Черткову и к священнику.¹ Я начал вам уже давно письмо, и всё то не время, то не в духе докончить. А теперь и это письмо начатое пропало.² Хочется написать вам получше и о многом, да не знаю, как выйдет.

³Ваша ссылка, как и всё, что с нами случается, а особенно то, что случается вследствие нашего следования воле бога, всегда нам на пользу. И я думаю, желаю и надеюсь, что такова будет ваша ссылка. Мне она на радость и пользу тем, что больше сблизила меня с вами.

Мне очень радостно было прочесть в вашем письме, что вы ни в чем существенном — в определении смысла нашей жизни — не думаете иначе, чем я. Это мне особенно радостно, п[отому] ч[то] в последнее время я был грустно удивлен, встретив в людях, казалось бы свободных и потому единомысленных — единомыслие только и может быть при свободе — (ужасный вздор, который говорил когда-то Хомяков и в к[оторый] никогда не верил: возлюбим друг друга да единомыслием,⁴ что будто любовь может привести к единению в мыслях! Любовь не может привести к единомыслию, так же как и единомыслие не может привести к любви. Истина и любовь это две самостоятельные стороны бога). Так я грустно был удивлен, встретив у Алехиных, особенно у Аркадия, у Новоселова (и у Трегубова, хотя и очень неопределенно), самое странное разногласие — не веру (такой веры не мож[ет] быть), а потребность уверить себя в божественности Христа, в воскресении, в какой-то сверхъестественной помощи, вообще в церковной чепухе, одинаково нелепой, как и вера в Иверскую. Я был и продолжаю быть ужасно удивлен, и огорчен, и научен. И мне всегда хочется испытывать жалость, хотя и не могу или редко могу вызвать ее в себе, так мне досадно на них, как бывает досадно на челов[ека], к[оторый] предлагает вам во всем хорошую пищу, но испорченную каким-нибудь прогорклым маслом, к[оторое] он подбавил, думая сделать лучше. Жалко же мне их, п[отому] ч[то], как есть рассказ Горбунова, в к[отором] портной хочет лететь в балоне, и в толпе, рассуждая про него, говорят, что вероятно портной пропился: «от хорошей жизни не полетишь».⁵ Так и потребность уверить себя в нелепостях искупления и т. п. происходит не от хорошей жизни, т. е. не от хорошего, а мучительного душевного состояния, от скрываемой раны, болячки душевной. В самом деле, как de gaîté de coeur⁶ в чистую воду учения Христа напустить этой ужасной вонючей дряни. На это должны быть мучительные причины.

⁷Ваше мнение об Антоние совершенно верно. Он в Москве приходил ко мне.⁸ И он жалок. Он находится под одним из самых страшных соблазнов людских — учительства. По своему положению всякий священ[ник], монах, тем более чиновный монах, архимандр[ит], да еще ректор, должен быть учителем, и учителем христианства, того христианства, в к[отором] сказано, чтобы никто не был учителем. Как же тут быть? А вместе с тем человек по характеру добрый, воздержный и желающий быть христианином, — быть христианином, не исполняя существенного положения христианства.

Христианство, как и всякая истина, имеет то свойство, что если не признать его всё вполне, то всё равно что не признать ничего. Не это ли подразумевал Яков?⁹ В этом почти все, да, все, искажения христианства. Не признают какую-нибудь одну черту, н[а]п[ример], равенство, братство, смирение, ненасилие, и всё учение теряет смысл. И вот, чтобы восстановить смысл, придумываются свои искусственные подпорки, теории, чудеса и т. п.