Ответ на письмо Андреева из Петербурга от 3 марта 1896 г., в котором он писал о своей работе в войсковых частях, где он устраивал хоры и оркестры балалаечников из солдат для того, чтобы они по возвращении домой являлись в деревнях популяризаторами народной музыки и песни, и спрашивал мнение Толстого о своей деятельности.
* 56. О. А. Корсакевич.
Милостивая государыня Ольга Афанасьевна. Очень сожалею, что не могу исполнить вашего желания. Я считаю, что исключительно православное благотворительное учреждение противоречит духу христианства, и потому не могу выразить своего сочувствия вашему предприятию.
С совершенным уважением имею честь быть ваш покорный слуга
Л. Т.
20 марта.
Печатается по машинописной копии.
Ольга Афанасьевна Корсакевич — попечительница Ольгинского детского приюта в Либаве; с письмом от 16 марта 1896 г. прислала Толстому печатное обращение о сборе денежных пожертвований в пользу этого приюта.
* 57. Г. С. Рубан-Щуровскому.
Дорогой Григорий Семенович,
Письмо ваше очень обрадовало меня. Помоги вам бог оставаться в том же настроении, в кот[ором] вы писали его.
Всей душой сочувствую вам, знаю, как вам тяжело, но знаю и то, что те внутренние страдания, кот[орые] вы перенесли и переносите, не пройдут даром и оставят непременно след в вашей душе. Положим, что я стар и предел моей жизни уже очень близко видится мне, и потому мне легче, чем вам, молодому, понимать истинное значение жизни, но для вас, как и для всякого, истинное значение ее одно: исполнение воли пославшего нас в нее, а воля эта очень определенно сознается в удовлетворении требований нашего духовного «я». Нужно только перенести свой центр тяжести из животного «я» в духовное, и тогда то, что представлялось страданием для животного: зависть, ревность, сознание своего одиночества, становится благом, средством удовлетворения требований духовного «я», требований любви, такой же, какую бог имеет к нам. Любить истинно божеской любовью ведь можно только тех, кот[орые] сделали нам зло, кот[орые] не любят нас.
Правда, на этой высоте чувства трудно удерживаться долго; но чем чаще вызываешь в себе это чувство, тем оно делается привычнее. Главное же, если чувство это и оставляет нас порою и засыпаешь духовно, — дорого то, что знаешь, что в этом состоянии только истинная жизнь. И когда чувство это покидает тебя, спокойно, дожидаешься возвращения его.
Прощайте пока. Написал, что думаю и что сам испытываю. Если не ясно, то не осудите.
Любящий вас Л. Толстой.
20 марта 1896.
Григорий Семенович Рубан-Щуровский (1857—1920) — фельдшер, сочувствовавший взглядам Толстого, живший на хуторе H. Н. Ге и занимавшийся крестьянским трудом. Был женат на племяннице Н. Н. Ге, Зое Григорьевне Ге.
Ответ на письмо Рубана от 25 февраля 1896 г., касающееся его семейных отношений.
* 58. Д. А. Хилкову.
Давно уже лежит у меня в пачке писем, на кот[орые] надо и хочется ответить, ваше письмо,1 дорогой Дмитрии Александрович. Времени мне остается мало, а дела кажется много, и от того я тороплюсь и еще меньше успеваю сделать то, что хотел, и в том числе и отвечать на письма. О вас же я знаю по вашим письмам к Чертк[ову], Бирюк[ову], Трегубову, кот[орые] они, спасибо им, сообщают мне. Многие явления жизни тревожат меня и требуют как будто участия в них; таково прежде всего дело духоб[оров],2 но, во-1-х, не знаешь, что можешь сделать, а во-2-х, есть другие дела — не свои, кот[орые], думаешь, что нужно сделать прежде. Участие наше в делах определяется, как вы, вероятно, знаете, не важностью самих дел, даже не близостью их к нам, а сознанием призвания к этому делу и того, что участие твое требуется от тебя твоею совестью, богом. Не таково дело армян,3 про кот[орое] и вы пишете, и про которое получаю письма4 и посещения армян. Qui trop embrasse, mal étreint.5 A y меня столько набралось дела, кажущегося мне необходимым, что я не позволяю себе делать того, к чему не чувствую требования этого голоса бога. Кроме двух начатых художественных вещей,6 которые, думаю, могут и должны, если удадутся, иметь большое и хорошее влияние, но которыми я занимаюсь только изредка, хочется прежде всего составить короткое, ясное, доступное простому человеку и ребенку изложение веры. Начал в форме катехизиса, переделывал много раз и теперь обдумываю и пишу без вопросов и ответов. Занят этим прежде всего уже второй год и считаю это делом первой важности. Готов ничего не писать после и умер бы спокойно, если бы удалось сделать это хоть близко к тому, что представляется.