ПСС. Том 73. Письма, 1901-1902

С Горьким Толстой познакомился в 1900 году, когда молодой, только что ставший известным писатель робко переступил порог хамовнического дома Толстых. «Был Горький. Очень хорошо говорили. И он мне понравился. Настоящий человек из народа»⁷⁹, — записывает Толстой в своем Дневнике. Первые книги Горького с их необычайным жизненным материалом, новым героем, умением передать его силу, внутреннюю красоту и независимость, оптимистическим пафосом заинтересовали Толстого. «Мы все знаем, что босяки — люди и братья, но знаем это теоретически; он же показал нам их во весь рост, любя их, и заразил нас этой любовью. Разговоры их неверны, преувеличены, но мы всё прощаем за то, что он расширил нашу любовь»⁸⁰, — писал Толстой о творчестве молодого Горького. Но Толстой никогда не мог до конца понять исторического значения творчества Горького, хотя, несомненно, видел, что он является самым выдающимся представителем новой русской литературы, не мог полностью сочувствовать его идеям, признать его художественной манеры. Их роднила и сближала общая ненависть к самодержавию, к системе социальных отношений в Российской империи, протест против угнетения и эксплуатации народа. Когда Толстой познакомил Горького со своей статьей «К рабочему народу», в которой он в резкой форме выступал против помещичьего землевладения, требовал земли для крестьянства, Горький высоко оценил ее и горячо одобрил. «Лев Николаевич... пишет статью по земельному вопросу, а! Экая силища, экое изумительное понимание запросов дня»⁸¹, — сообщал он в одном из своих писем, после свидания с Толстым в Гаспре. Но вместе с тем их частые встречи во время пребывания Толстого в Крыму, беседы обнаруживали не только горячую искреннюю симпатию и огромное уважение друг к другу, но и серьезные идейные расхождения. И это вполне естественно. Оба гения русской литературы принадлежали к различным историческим эпохам: Толстой — патриархально-крестьянской предреволюционной России, Горький — по образному выражению Луначарского, уже слышал приближение «марша наступающих пролетарских батальонов»⁸². Это различие привело и к недооценке Толстым эстетической и идейной значимости произведений молодого Горького, к неприятию его художественной манеры, романтической приподнятости, его революционного пафоса. Это различие особенно остро сказалось в дни революции 1905 года, когда Горький гневно выступил против реакционной проповеди Толстого, против его теории непротивления злу. Историческая ограниченность мировоззрения Толстого, свойственные ему патриархальные «предрассудки» не позволили ему правильно оценить сущность горьковского творчества. Отсюда его ошибочное утверждение в письме к Коренгольду о том, что «Горький, сколько я понимаю его, не имеет еще никакого определенного мировоззрения», что «он невольно отдает дань модному и в высшей степени мне отвратительному учению ничшеанства»⁸³.

При всех личных симпатиях, большом интересе к творческой инвидуальности Горького Толстому был чужд и непонятен писатель, который «крепко связал себя своими великими художественными произведениями с рабочим движением России и всего мира»⁸⁴.

* * *

В годы приближения революционной грозы Толстой остро чувствовал напряженность переживаемого исторического момента, значительность совершающихся событий. Искренняя озабоченность всем происходящим, горячее участие в судьбах России помогали писателю преодолевать и старческую немощь, и изнурительные болезни, и личные невзгоды. «Условия жизни всё сложнее и сложнее, требований от жизни всё больше и больше, а сил всё меньше и меньше. Огонь догорает, а ветер, задувающий его, всё усиливается»⁸⁵, — делился Толстой своими невеселыми размышлениями с «дочкой-другом» T. Л. Сухотиной. Но именно потому, что писатель живо реагировал на эти «требования», его воля к жизни и труду усиливалась. «Огонь» вспыхивал большим пламенем и таил в себе еще огромную силу. «Тело умирает, а ум горит пламенем», — заметил Короленко после свидания с тяжело больным писателем в Гаспре. Толстой создал в эти годы великие художественные произведения, обогатил русскую и мировую литературу подлинными шедеврами, острыми публицистическими статьями, в которых он срывал «все и всяческие маски» с монархического помещичье-буржуазного государства, его общественного кодекса, его культуры и морали.

Мощь и сила толстовского гнева, величие его критики, его заблуждения и утопические иллюзии проистекали из одного источника. В творениях, с мировоззрении гениального писателя отразился процесс созревания к сознательному творчеству и политической борьбе многомиллионного русского крестьянства, русская крестьянская буржуазная революция, «зеркалом» которой его по праву назвал великий вождь пролетариата В. И. Ленин.

С. Розанова.

РЕДАКЦИОННЫЕ ПОЯСНЕНИЯ