Письмо ваше тронуло меня. Всей душой желаю и постараюсь помочь вам в вашем исключительно трудном положении. На прямой, основной, сам собой возникающий вопрос, оставаться ли вам в вашем положении, или выйти из него, никто кроме вас самих не может ответить. Не потому, чтобы могло быть какое-нибудь сомнение в том, что с нравственной, религиозно-нравственной точки зрения вам несравненно лучше выйти из вашего ложного положения, чем оставаться в нем, но потому, что решение этого вопроса зависит от тех препятствий — не эгоистических, — стоящих на пути правильного положительного решения, а отчасти нравственных требовании ваших близких: жены, родителей, — зависит, главное же, от твердости силы вашего религиозного — в истинном смысле этого слова — религиозного миросозерцания — веры. Может быть, что эти внешние препятствия будут не настолько сильны, чтобы преодолеть вашу внутреннюю духовную потребность, или ваша духовная потребность будет так сильна, что вы во что бы то ни стало порвете всё, что связывает вас, и, исполняя волю бога, отдадитесь ей. Но может быть и то, что эти препятствия будут сильнее, или ваша духовная потребность недостаточно сильна. Всё это можете знать и решить только вы сами. То, что поступить сообразно с высшими духовными требованиями лучше всего — это вы сами знаете. Этого и я желаю вам. Но может быть и то, что вы не осилите и останетесь в своем положении. Может быть и это, и у меня не повернется язык, чтобы осудить вас. Одно, что я позволяю себе в этом случае советовать вам, это то, чтобы, оставаясь в своем ложном и дурном положении, не оправдывать себя разными софизмами, как это делается обыкновенно, а сознавали бы всю1
преступность своего положения, старались бы в этом положении, искупая преступность его, как можно больше забывать себя, служить людям, но и все-таки сознавали бы себя виноватым, преступным и были готовым при первой возможности покинуть свое положение.Вот всё, что имею сказать на ваше хорошее, искреннее и умное письмо. То, что говорю, говорю обдумавши, строго проверяя себя, с искренним желанием, как брат, служить ему.2
Печатается по копии, сверенной с черновиком-автографом, написанным на трех страницах почтовой бумаги и подписанным: Л. Т.
Ответ на письмо от 26 июля 1910 г. священника из Лужского уезда Петербургской губ., который подписался: А. Т. Т.
А. Б. Гольденвейзер в своих воспоминаниях по поводу этого письма пишет: «Л. Н. рассказал мне о полученном им письме священника, которое его очень тронуло.
— Это обычная история: кончил курс, сейчас же женили, дали приход, а потом вдруг чувствует, что не может больше продолжать этот обман.
Л. Н. отвечал ему» («Вблизи Толстого», стр. 132).
1
2
<Посылаю вам несколько книг, которые, может быть, чем-нибудь пригодятся вам: Н[а] к[аждый] д[ень], Е[диную] з[аповедь], О в[ойне и о]>
* 117. М. Смолиной.
Марии Смолиной.
Я уже второе письмо получаю о том, что я будто бы сказал, что человеку, имеющему пять детей, что у него трое лишних. Сколько я помню, я никогда не говорил этого, если же и мог сказать, то никак не в том смысле, который приписывают этим словам. Всякое средство для противодействия деторождению я не могу не считать в высшей степени преступным, равняющимся почти убийству. Мое мнение о браке и вообще о половых отношениях очень простое и определенное. Целомудрие есть высший идеал в этом отношении. Чем больше оно соблюдено, как вне брака, так и в браке, тем лучше. Мысль эту я высказывал много и много раз и с разных сторон в своих писаниях.
С совершенным уважением
31-го июля 10 г.
Ясная Поляна.
Печатается по копии.
Ответ на письмо от 27 июля 1910 г. Марии Смолиной из Житомира, в котором она писала, что прочла в местной газете «Волы» (1910, № 180-181) беседу Толстого с «каким-то рабочим-сектантом». «Вы спросили его, сколько у него детей, и он сказал: «пять»; Вы сказали, что трое лишних». Смолина недоумевает и возмущается, как Толстой мог сказать эти слова.
На конверте письма Смолиной помета Толстого:
Не знаю, где я сказ[ал] о лишних детях. Едва ли это правда. Мое мнение, что, чем больше целомудрия, тем лучше.
118. В. Г. Черткову
* 119. Т. Крахмалю.
Любезный брат.