Она метнулась туда вместе с сетью, и увидела ногу – пятнистые брюки, высокий ботинок, и впилась зубами как раз над кожаным голенищем. Ячейки сети не помешали укусу, ткань тоже, кровь хлынула в рот мавке, прекрасная, возбуждающая кровь, она стискивала челюсти все сильнее, не чувствуя градом сыпавшихся ударов, и не заметив чуть позже, как в руку, затем во вторую что-то кольнуло – вроде и несильно, но по телу поползло странное холодное онемение. И прежде чем этот холодок дополз до челюстей, растущее наслаждение успело взорваться ослепительным, заполнившим весь мир фейерверком…
– По-моему, она кончила… – подивился оперативник, изумленно разглядывая стонущую, изгибающуюся в экстазе русалку. – Чудеса…
– Не стой столбом! – рявкнул второй, торопливо затягивая жгут на конечности пострадавшего коллеги. – Жми за доктором!!
4.
– Вроде он, – сказал Светлов неуверенно. – Или не он…
Узнать Новацкого, недавнего «хозяина» Улим-озера, и в самом деле было мудрено. Видел его Александр мельком, в сарае, причем в состоянии, не способствующем внимательным наблюдениям. Тогда больше всего запомнилась одежда – отдающая театральщиной, киношным псевдорусским стилем: штаны-галифе, заправленные в щегольские, гармошкой, хромовые сапожки, красная шелковая рубашка, жилет, картуз с лаковым козырьком и высокой тульей… Еще запомнилась благообразная бородка подковой.
Теперь же у ног Александра лежал мужчина гладко выбритый, в городском костюме. Исчезновение бороды молодило лицо на пару десятков лет…
Алладин, подошедший от штабного кунга, тоже не добавил ясности – хотя ему как раз доводилось разглядывать на снимках это лицо, не украшенное излишней растительностью.
– Похож… – задумчиво протянул заместитель начальника оперативного отдела. – Но моложав больно для двадцать восьмого года рождения…
Казалось бы, содержимое небольшого чемоданчика, обнаруженного рядом с мужчиной, не позволяло усомниться: он, Казимир!
Лежала там толстая пачка российских денег – потрепанные купюры самого разного достоинства, перехваченные резинкой. Тоненькая пачечка валюты: доллары, дойчмарки, и отчего-то две сотни эстонских крон… Украшения – кольца, цепочки, серьги – в пузатом полотняном мешочке. Несколько сотовых телефонов. Свыше полусотни паспортов, запакованных в газетную бумагу – и старые, выданные в СССР, и новые, российские – но все на имена молодых женщин. Бритва, смена белья, еще кое-какие необходимые в дороге мелочи…
Но инквизиторы не спешили с выводами. Слишком многое им в этом деле
Алладин вспомнил вдруг характерную примету Новацкого, скомандовал оперативникам:
– Снимите-ка с него штаны! Трусы тоже!
Подчиненные повиновались, не удивляясь странным желаниям начальства. Несколько секунд спустя один из них воскликнул:
– Евнух, мать твою! Мы-то думали, он среди русалок своих, как козел в капусте… А он кастрат!
– Новацкий! – безапелляционно заявил Алладин. – На третьей ходке лишился. Не то авторитет какой его яйца на кон поставил, да карта не пришла… Не то блатные его на свой манер судили… Но точно он.
И Алладин поведал коллегам раскопанные северо-западными факты из биографии Казимира Новацкого – и в самом деле носившего эти имя и фамилию.
Был он уголовником-рецидивистом, попадавшим на зону по специфичным статьям: изнасилование, затем растление несовершеннолетней, затем вновь изнасилование и вновь несовершеннолетней… В колонии выступал в малопочтенной должности «петуха», а затем и вовсе расстался с орудиями, необходимыми для преступлений схожего плана. После очередного освобождения десять лет тихо-мирно прожил в поселке под Себежем, затем исчез – чтобы всплыть здесь, в Щелицах и Беленькой.
«Неужели его выбрали на эту роль единственно из-за фамилии? – размышлял Лесник во время рассказа Алладина. – Из-за её сходства с фамилией сгинувшего шляхтича Навицкого?»
При словах «изнасилование несовершеннолетней» Лесник пристально посмотрел на Светлова. Тот не смутился. Последний час парень вообще предпочитал демонстративно держаться поближе к Алладину.
«Черт с ним,– думал Лесник. – Северо-западные и так всё знают, в жизни не поверю, что они ищут новые кадры, разгуливая по коридорам администраций областных городов, наверняка гаденыш засветился на каком-то любовно-гипнотическом подвиге, а рано или поздно войдет во вкус и спалится по-крупному… И в дело вступят ликвидаторы СВБ, которым плевать на всё, кроме чистоты рядов».
Светлов тем временем настойчиво выспрашивал Алладина:
– Совсем ничего не вытащили из горящего дома?