Псы Господа

Он сопротивлялся отчаянно, напрягая остатки сил, — но тщетно. Бородач удобно устроился сверху, уперся коленом в спину Светлова и вздернул вверх его связанные руки. Еще двое крепко прижимали ноги к земляному полу.

Толян возился с джинсами пленника — попытался было снизу добраться до молнии, потом плюнул и вспорол ножом ткань. Вторым движением располовинил плавки. Лезвие, коснувшееся кожи, показалось обжигающе-ледяным. Светлов вскрикнул тонко, как подстреленный заяц…

И тут же грубые пальцы раздвинули ягодицы Светлова.

— Не дергайся, паря, не дергайся… — приговаривал депутат, пресекая попытки сопротивления. — Нешто очко подставлять не доводилось? Болтают, дескать, у городских мо-о-о-дно… Но бабцов-то небось в тухляк канифолил? Вот и спробуешь, каково им бывало.

Толян гыгыкнул:

— Извиняй, братан, вазелину не припасли нонче!

Едва заостренный конец кола коснулся тела, Светлов почувствовал дикую, сводящую с ума боль в кишечнике. Психосоматика чистой воды — организм, подхлестнутый идущими из мозга волнами страха, как мог протестовал против грядущего вторжения…

— Я расскажу! Всё расскажу!!!

Да! Да!! Да!!! Он расскажет всё, вернее — начнет рассказывать, потому что закончить не удастся. Если только… Если только… Любой гипноблок, поставленный одним суггестором, другой может снять… Тень шанса, призрак шанса — но больше Саше Светлову рассчитывать не на что.

Спортсмен не обратил внимания на крик жертвы. Или резонно рассудил, что несколько ударов обухом топора по колу лишь прибавят клиенту словоохотливости. И продолжил прилаживать деревяшку между ягодиц.

Светлов захлебнулся воплем. Пронзительная боль в кишечнике усилилась, хоть это и казалось невозможным.

— Погодь… — сказал Казимир. — Кажись, запела пташка.

Светлов увидел, как старик направил на него видеокамеру — когда, откуда успел вынуть? Изящная заморская игрушка смотрелась в заскорузлой и мозолистой руке чужеродным предметом.

— Дай хоть на пару пальцев вколочу, — проворчал Толян. — Чтоб пел красивше… Э-э, да он обделался!!

Александр не обращал внимания. Говорил торопливо, обращаясь не то к старику, не то к его камере:

— Меня зовут Светлов, Александр Светлов. Родился в Великих Луках, там же жил, учился, потом переехал…

— Анкеты решил пересказывать? — тихо, но с угрозой спросил Казимир. — Нам они без надобности. С начала начинай, с того, как тя вербовали-заманивали.

Светлов начал с начала… С самой своей первой встречи с Борисом Евгеньевичем. Говорил — и тоскливо ожидал, что в любой момент слева в груди сожмется когтистая лапа. Стиснет, сдавит — и всё.

Ничего… Никаких болезненных ощущений. Даже боль в кишечнике ушла бесследно. Слова «Новая Инквизиция» сорвались с языка легко, и опять-таки без последствий. Ковалев блефовал? Брал подчиненного на пушку? Или…

Или Светлов неосознанно сумел-таки обезвредить мину замедленного действия в своем мозгу? Какая разница… Он жил, жил!! Пусть вот так: со связанными руками, уткнувшись лицом в земляной пол — но жил!!! Проклятое черное НИЧТО опять отодвинулось, отступило…

Сколько длилось его излияние, Светлов не знал, совершенно утеряв чувство времени. Но, кажется, старик менял кассету в камере… Или не менял? Александр говорил, говорил, говорил… Рассказывал всё, что происходило с ним в Новой Инквизиции, день за днем, ничего не пропуская, с самыми мельчайшими подробностями. Слова превращались в минуты — в сладостные и скоротечные минуты его жизни. А за минуту может произойти очень многое… Может быть, в Конторе отреагировали быстро, едва он не вышел на связь — и как раз сейчас оперативники взяли в оборот Веру-продавщицу, и скоро узнают, что он пошел сюда, к озеру…

Тянуть время! Любой ценой тянуть время…

Палец старика нажал на клавишу «СТОП» — и едва слышный щелчок показался Светлову громом выстрела. Направленного в него выстрела.

— Уймись, соколик, будя… По третьему кругу уж про одно и то же пошёл песни петь.

— Я вам всё рассказал! — быстро сказал Светлов. — Всё! Назад мне теперь дороги нет. А вам могу пригодиться! Я ведь многое умею, я…

— Нет, соколик, — прервал его старик. — Ты своих за алтын продал, а нас так вообще за копейку продашь… Ладно… Получишь смерть легкую, милостивую. Заслужил.

3.

Стандартные люки и двери в дотах, бункерах и бомбоубежищах делают из металлических плит толщиной двести пятьдесят миллиметров. И этого вполне достаточно, четверть метра броневой стали позволяет выдержать прямое попадание снаряда не самого мелкого калибра.

Нынешней ночью команде Алладина пришлось столкнуться кое с чем нестандартным — с люком, замаскированным под полом хибарки, стоящей на берегу. (Вернее, под стоявшей — после первых же взрывов домик перестал существовать как единое целое.)

Как выяснилось по окончании затянувшихся взрывных работ, здесь бронеплита стояла толщиной аж в шестьсот миллиметров. Окружавший ее фортификационный железобетон был еще толще — однако именно он не устоял перед взрывами.