Псы Господни (Domini Canes) (СИ)

— Стреляй в меня, Майков, — нехотя ответил Коваленко. — В изменника этакого…

— Игорь Антонович…

— Вот тебе и Игорь Антонович! — передразнил его Коваленко. — Это, между прочим, именно тебе, Майков, фитиль — почему по закрытому каналу связи нельзя обсуждать свои дела? Твоё упущение! Это — раз. Командует МЕНАКОМом по-прежнему Бриджес и Коваленко — это два. Послал бы я вас всех на х…й — это три. Хотя бы за то, что вы мне восточный участок не смогли вовремя эвакуировать! Так что, исчезни, Майков, если тебе погоны жмут…

Майков налился кровью. Он явно хотел что-то сказать, но только пожевал губами и отключился.

— Вот так и живём, Викушка… всё воюем и ругаемся, — Коваленко плеснул коньяк в пластиковый стаканчик. В бункере, — правительственном, на случай ядерной войны, как с гордостью поведали ему военные, — было жарко и душно. Военные до сих пор возились с недействующей вентиляцией.

— Я так понимаю, это не пробой вовсе, — молча переждав перепалку, упрямо сказала Вика. — Тормознуть пытаетесь? Мне Роман говорил.

— Ну… тормознуть кокон, это — мечта… — промычал Коваленко, запихивая в рот дольку лимона. — Это, матушка, всё благие намерения и пожелания… вроде, как у Манилова…

— Если не получится — успеешь уйти? — тихо спросила Вика, не глядя в камеру. Брови её были нахмурены. Коваленко почувствовал укол куда-то в сердце — Виктория была сейчас необыкновенно хороша. Ему захотелось, чтобы она была рядом… обнять, расцеловать, раздеть торопливыми, горячими руками, оглохнув от ударов сердца…

— Я успею, Вика, — хрипло сказал он. — Успею. Слушай, а ты знаешь самое главное?

— Что именно? — не поднимая глаз, спросила Вика.

— Я тебя люблю!

Вика подняла глаза и слабо улыбнулась.

Анна

Анна мельком удивилась тому, что в огромные стеклянные двери Дворца она не смогла разглядеть даже смутных силуэтов колонн и лестниц. Стёкла светились тёплым дружелюбным светом… но не давали ничего увидеть за собой. Казалось, что весь первый этаж превратился в огромную, сияющую мягким потоком, матовую лампу.

Она потянула тугую стеклянную дверь, прошла тамбур и открыла вторую. В первый момент ей, ослеплённой, показалось, что в фойе было пусто… но, сделав шаг к главной лестнице, она увидела небольшую группу людей, молча стоявшую на первых ступеньках. Люди казались манекенами, добросовестно расставленными плотными рядами. В ярком свете их лица казались плоскими белёсыми блинами — без глаз и ртов.

Что-то возникло справа от неё и Анна резко повернулась, выставив вперёд нож. Но это был всего лишь большой надувной бассейн с трубами, лесенкой и какими-то увесистыми на вид приборами. Наверное, это были нагреватели и очистители воды… несколько труб уходили куда-то вниз, небрежно уложенные прямо на ступеньках правого бокового спуска в буфет, гардероб и туалеты…

«Он был здесь… или только что появился?» — подумала Анна и отмахнулась от непрошенной мысли — какая разница? Сердце её больно царапнул вид нескольких детских шкафчиков, точь-в-точь таких же, как в любом детском саду. На низенькой скамеечке лежали несколько полотенец… и сиротливо застыл тапочек подошвой вверх.

Анна обернулась к людям. Те не шевелились. Она медленно пошла к ним, думая о том, что надо что-то сказать. Но кровь оглушительно стучала в ушах, — ничего не приходило в голову.

— Расступитесь, — тихо сказала она, делая последние шаги.

Никто не шелохнулся.

Они были молчаливыми и вялыми. Они стояли, глядя куда-то сквозь неё. Они были разными: худая тётка с кудлатой чёлкой, выбившейся из-под косынки; полный бледный мужчина с глазами навыкате и огромным запёкшимся пятном крови на груди; небритый нерусского вида восточный парень, заросший жёсткими чёрными волосами по самые брови… люди — пожилые и молодые, окровавленные и вполне целёхонькие на вид…

Они смотрели на неё, даже не пытаясь пошевелиться.

— Пропустите меня, — сказала Анна.

Молчание… похоже, они даже не дышали… лишь у худощавой из-под полуопущенных век выскользнула слезинка и медленно поползла по щеке, изрытой тёмными пятнами оставшимися от юношеских угрей.

Анна решительно сунула нож в ножны и взяла женщину за плечи. Сквозь рабочий халат её руки почувствовали жилистое, совсем не женское, тело. Анне показалось, что женщина горит, как гриппозный больной. Она успела удивиться тому, как можно сочетать такой сильный жар с бледным, почти трупным, лицом… как руки провалились внутрь!

Анна отпрянула от неожиданности и отвращения. Женщина стояла перед ней по-прежнему молча. Анна нахмурилась. Она обвела взглядом лица…

…обслуга. Вы всего лишь обслуга… не знаю, мёртвые вы или живые, призраки или куклы, созданные туманом — вы призваны, чтобы служить… но не защищать.

Она протянула руку и ткнула толстяка в грудь. И снова — на мгновение она ощутила, как рука её упирается в мягкую не дышащую плоть… и проваливается.

— Вот оно как, — хмуро сказала Анна. — Вас и не подвинешь, и не попросишь…

Делать было нечего. Она пришла. Она уже здесь… и отступать она не намерена. Крепко сжав губы от отвращения, Анна стала протискиваться. Протискиваться сквозь людей.

Никогда!