Псы Господни (Domini Canes)

В холле детской поликлиники было сумрачно. Туман висел серой кисеёй, как надоедливая пыль, упорно не желающая рассеиваться. «Здесь и в прежние-то времена не особенно светло и просторно было, а теперь и вовсе…» — сердито подумалось Анне. На решетке, ограждающей стеллажи и стойку регистратуры от холла, туман тянулся длинными мохнатыми хлопьями. Это было неприятно похоже на клейкие ленты, густо облепленные черными мухами…

Но в целом всё было знакомо и даже как-то настраивало на умиротворённый лад. Бог ты мой, даже мысли пришли привычные, «мамочкины». «Именно «мамочками» обычно зовут всех нас, когда мы приходим сюда с детьми… и зачем понадобилось ограждать многоуважаемую регистратуру от озабоченных хлопотами мамочек с их испуганными и растерянными ребятишками?» — это Анне всегда было непонятно, и именно об этом ей подумалось, как только глаза привыкли к сумраку.

В центре холла тумана почти не было, но по углам, на лестнице и в узких коридорах он противно колыхался вязким серым киселём.

— Саша, подожди немного, давай определимся, так сказать, по месту. Аптечный ларек… он на втором этаже в центре по коридору. Если, конечно, ничего не изменилось за последнее время…

В последний раз Анна был здесь полгода назад вместе с подругой, родившей двойню (без мужа — неожиданно для всех и для себя…ха-ха! сюрприз, святым духом принесло!)

— Это наверх, да?

— Да. И давай-ка, ты первым, а я за тобой, — Анна проверила своё подводное ружье — один гарпун был заряжен и ещё несколько «стрел» торчали из самодельного колчана. Нож в кожаных ножнах висел на ремне справа. Тяжесть снаряжения успокаивала, — чего греха таить! — успокаивала… но Анна очень надеялась, что уж здесь-то не придётся применить свои «боевые навыки». Всё-таки детское учреждение…

…как и садик во дворе… спокойное надёжное место… Леночка… Вовка…

Сын панически боялся уколов. С самого раннего детства. На пороге процедурного кабинета он покрывался испариной и замирал, как мышонок под взглядом удава. Причём, если другие дети устраивали истерики, вопили, брыкались и вырывались из рук матерей, то Вовка молча затравленно смотрел на Анну. Бледный, как смерть. Глаза наполнялись слезами, а потом, не в силах удержаться, слёзки одна за другой выплёскивались и катились по щекам, падали вниз крупными каплями — и всё происходило молча…

Это было ужасно! Прежде, чем войти в кабинет, Анна вытирала Вовке слёзы платком. И крепко брала за потную ручонку. Сын молчал. «Какой послушный, спокойный мальчик!» — всегда радовались процедурные сёстры. Но Анна каждый раз умирала вместе с сыном и воскресала снова, когда они вдвоём выходили из поликлиники на свежий воздух.

Поэтому, когда в пять лет у Вовки случилось воспаление лёгкого, Анна решительно купила необходимое количество одноразовых шприцов, и научилась колоть ребёнка сама. Иначе они вдвоем, наверное, упали бы в поликлинике с сердечным приступом перед десятым уколом прямо посреди коридора третьего этажа.

Смешно? Наверное да — со стороны смешно. Кто не был матерью — не поймёт…

И вообще — в поликлиниках нет ничего весёлого… кроме зайчиков и медвежат на стенах…

Разве что по вторникам, в «день малютки», когда перед входом устраивалась стоянка из разноцветных детских колясок, а всё помещение оглашалось громогласными воплями здоровых, вечно голодных «грудничков», в этом здании царило жизнерадостное оживление…