Псы Господни (Domini Canes)

— Налей им грамм по сто. Скоро поедем, так что всё нормально. Ты сам откуда?

На перроне сухо защёлкала автоматная очередь. Люди кинулись к окнам. Кто-то завизжал.

— В воздух стреляют, — отмахнулся усатый. — Одурели все, как крысы… Ну, давай-ка и я с вами дёрну немного, за компанию. Ты много не лей, дорога у нас дальняя.

Через десять минут поезд тронулся. Застучали, загрохотали с тоской колёса, поплыла назад кричащая толпа, заиграл на вокзале старинный марш «Прощание славянки», царапая и растравливая душу, заревели женщины, причитая и охая…

— Пришествие, — качая головой, сказал усатый, разламывая хлеб. — Видишь, нож забыл. В первый раз в жизни в дорогу с собой не взял — забыл! Все, как с ума посходили, и я туда же…

— Так, ведь, страшно же! — искренне сказала почти успокоившаяся девушка, уже смывавшая мокрым носовым платком с лица кровь и косметику. — Так страшно! Райка, ты чего ревёшь? Едем уже!

Глава 38

Анна

Туман был густым и странно упругим. Ей казалось, что она нырнула на глубину, где, однако, на уши почти не давит, и можно дышать. Анна даже сделала несколько движений-гребков, как будто плыла под водой. Раздвигая руками чёртову хмарь, она представила себя плывущей в молочно-кисельной реке.

Наверное, если ногами оттолкнуться от самого «дна», можно всплыть. Нет, не получается. Ну и ладно — ногам на асфальтовой мостовой туман идти не мешает, и то хорошо.

Она шла, прихрамывая, ничего не видя вокруг. Изредка выдвигались смутные неопределённые силуэты, которые Анна хмуро обходила и снова продолжала свой путь. «Как ёжик в тумане» — равнодушно подумала она. Ноги сами вели в нужном направлении. В голове — фоном, как ненавязчивая музыка, звучал родной голосок. Без слов, просто эхом. Маячок в пустоте. Пока слышно — значит всё правильно. Это как идти по лесу и слушать птичий щебет. Не разбираешь, о чем они там чирикают, думаешь о своём, но машинально отмечаешь: вот это — синица, а это — соловей, кукушка плачет или сорока стрекочет.

Всё, что с нами происходит в жизни — не просто так. Во всём есть смысл…

….мысли колыхались, как спокойные прозрачные медузы.

Зачем мне нужны были эти дурацкие способности — «слышать» посторонних людей? Вот уж радость великая! Это так мешало в той, бывшей и ушедшей жизни! А вот, видишь ли, и пришел момент, когда пригодилось — слышать. Кожей, душой, подкоркой, подсознанием — чем бы то ни было — пригодилось!

…Вовка. Да всё нормально с ним, думаю. Ему Леночка бы понравилась. Младшая сестрёнка…

Из тумана выплыл силуэт дерева с коротко спиленными ветками… похожий на сгорбленную фигуру в капюшоне…

…доминиканцы — были такие монахи, я читала. Они носили белые рясы с черными капюшонами.

…а хорошо бы сейчас, чтобы кто-то молился за меня…

…чуть в стороне — скамейка со спинкой. Анна отметив, насколько отдаляется от «курса», свернула присесть отдохнуть. Нежный детский голосок в голове сменился на шелест, скрежет и ворчание. Вот слышится отдаленный пьяных грубый смех, а вот — злорадное бормотание. Экий ты, Анна Сергеевна, локатор. «Локатор, голова-пеленгатор!» — сказал бы, наверное, улыбающийся Илья. Да только не пеленг это никакой, Илюшенька! Он мне не нужен. Я просто знаю, где моя дочь. Просто знаю.

Посидев несколько минут, Анна встала и побрела дальше.

…опять камешек на крестике засветился красным, и тепло так от него…

…бесполезно…

…тепло…

Хорошо, что он есть. Всё-таки, память о той, бывшей когда-то Анне. Той Анне, которая верила в крест и молитву, волхование и пост, бабку Явдоху и пасхальные куличи… в благодать верила. В жизнь вечную, да не ту, что на самом деле есть, оказывается…

Сама того не замечая, она начала бормотать стихи. Останавливалась, запнувшись, начинала снова, повторяя и повторяя забытые строки, написанные Анной давным-давно (совсем недавно):