Псы и убийцы

Щенка они вместе назвали Лакхаараа, что переводилось с ларского как «Тот, кто имеет два сердца». Разумеется, это прямой перевод, действительное значение было нечто вроде «Неуязвимый». Это имя Скадли ему сохранил, хотя раскаты ларской речи вводили в шок каждого Проверяющего, который посещал Школу, и они настоятельно советовали назвать вожака как положено. Сохранил даже после второго похода, когда ненависть к ларам кипела у него в груди, как расплавленный свинец. Сохранил, потому что имя псу дается один раз в жизни и перемены он не примет.

И имя Моурнианнэ в прямом переводе звучало как «На бегу стреляющий в скалу». Это тоже что-то значило, но тогда Скадли этим не интересовался, а сейчас — и подавно.

Он постоял над мертвым еще немного и вернулся к убитой собаке.

2

О Создатель этого мира! О Великий!

Каково прегрешение человека, заставляющего страдать молодую собаку от недостатка пищи?

И сказал Ахура Мазда: «Столь же великое, как если бы он заставил страдать от голода деревенского ребенка, находящегося у него в услужении».

Я сижу, значит, реву как малыш, Группа скулит вокруг… совсем размокли. Но делать что-то надо. Встаю, промокаю морду, псов успокоил кроме Лакхи, тот все воет. Малый прямо лебезит — не может простить себе, что меня бросил. А Нюхачу все это до пятки, как прошлогоднее мясо. Мерзкая все-таки порода. Огрел бы его раз, да не поймет, за что.

Вообще-то нам положено в качестве доказательства правое ухо брать, но тут я засомневался. Во-первых, они все далеко друг от друга, самому ходить — до вечера не управлюсь, а собакам это не поручишь. А во-вторых… Даже сказать неловко. У одного-то из них я ухо точно не отсеку.

С одной стороны, конечно, они наших не жалеют. Это-то я знаю не из Бесед. Но все-таки…. А главное — время, время! Двое суток гнал, значит, и обратно — столько же. А у меня еще две собаки ранены.

Так ничего придумать и не могу. В конце-концов икнул я на это дело и заставил Группу вырыть яму (лопаты не было, а мечом копать — опять же время). Похоронил обоих вместе. Как — кого? — Морни и Верного, конечно. Знаю, у них это не принято, но не мог же я погребальный костер сварганить — это ведь воз сухого дерева. Потом, на ларские обычаи я икать хотел, я его — как никанца. Чего скалишься? Он бы знаешь, каким собаководом был, если бы Всемогущий иначе распорядился! Уложил, как нужно — в позе спящего, рядом дорожная сумка… Хватит.

Уши не стал брать. Скажу — пятнадцать — пусть поверят или проверят, если смогут. Небось, поверят — я все-таки пока на хорошем счету. А у того, которого считаю Сыном, беру всю голову и медальон нагрудный. Гнусное оно дело — головы рубить, но война спишет. Не мы начали… Сдам в Управление, пусть разбираются.

Обратный путь трудным был. У меня за плечами доспехи Верного и Лакхи, две головы (да, я не сказал, вторая — того старикашки, что чуть не упокоил меня. Все молодые ребята, а ему лет пятьдесят и ритуальная татуировка над бровями: видная шишка, значит). Седьмой совсем потух, сзади все плетется. Я, конечно, лапу перевязал, но я же не целитель. В общем, мы ночуем чуть ли не на том же месте, где их вечерняя стоянка была. Там как раз родник есть поблизости, но они, дурачье, его не нашли. Впрочем, так бы их и подпустил к воде…

Наутро Седьмой окончательно расхромался. Гружу его Лакхи на спину. А что — Лакхи раза в два тяжелее меня, а он, наоборот, вдвое легче. Вот и считай. Почти как на лошади получается. А Пятый — в порядке, как не было ничего.

Одним словом, к своим мы добираемся лишь следующим вечером. Нас, конечно, уже похоронили, Ребята виснут на мне всем скопом, так что я живо оказываюсь на земле. Даже заплечный мешок снять не дали. Очень трогательная сцена, чуть второй раз не разнюнился. Особенно меня достал Массажист — я месяца три назад у него занимался, когда курс кончал, и время от времени кого-нибудь из псов приводил, если помощь требовалась, но особой дружбы у нас не было (какая дружба — он мне в деды годится). А он, оказывается, больше суток не спал, когда все, кроме нас, вернулись, не ел и молился. Всемогущему.

Головы и отчет, конечно, отнес в Управление — это сразу, в тот же вечер. Потом меня наши в бассейн потащили и драили меня там до темноты: я, как выяснилось, до того устал, что сам даже мочалку держать не могу. Я думал уже завалиться, но Гети и Вигр не ушли, и мы с ними едва ли не всю ночь протрепались. Гети тоже пса потерял, своего Восьмого из средних. Это его первая потеря, а он нас всех моложе на столько же, на сколько я был младше Морни (хватит!) — совсем еще пушистый. Какой там сон! Все нам Восьмого расписывал. Почти до утра утешали мальчика. Я вообще зеленый стал, как листик: третью ночь не сплю. Почему третью — ну, позавчера караулил, а вчера не мог из-за… (хватит, я тебе говорю!)