Псы Клевера

Зал наполнился движущимися телами, но Ланье опять стало не до движения. Восемь глаз снова нашли его.

Спрятаться….

Паук одновременно всеми ногами дернул в сторону, и по полу покатился Тронд. Еще движение, похожее на судорогу, и Шаман валится на пол, как будто получил удар по лицу невидимой рукой.

Немигающие глаза не отпускают Ланью.

Спрятаться….

На сей раз, похоже все….

Знаменитый топор-франческа, известный по всем баронствам, начертил сверкающую дугу, и одна из лап Твари подломилась, немного сбив прицел. Пауку бы все равно хватило, но тут в Ланью, только вставшего на ноги, врезался каменный снаряд. Похоже, его сегодня будут пинать все, кто не лень. И ладно, лишь бы не ели.

– Уходим, – Теренс одной рукой, как щенка, за шиворот, потащил его за собой. Не было времени даже подняться. Ирил беспомощно тащился по полу, с каждой секундой теряя остатки воли: развернувшийся для нового прыжка Паук опять поймал его в зачарованный прицел.

Странные голоса зазвучали в голове у Ланьи. Странные. Прекрасные, тонкие, они как будто звали его куда-то. Куда-то, где будет хорошо. Так хорошо, как ему не было нигде. И не будет….

Спрятаться…

Черная стрела, оставляющая за собой в воздухе четко видимый темный след, перечеркнула удушающее очарование. Морок пропал. Ланья очнулся, и его пробил холодный пот: узор вытаскивал из него всю душу.

Свист Баты стал почти осязаемым. Он резал не хуже ножа. Паук дернулся. Остановился. И Ланья перестал быть для него хоть сколько-нибудь значимым, Ирил это почувствовал всем своим существом. Для Твари теперь существовал только маленький, носящийся в воздухе комочек. Спертый воздух зала наполнила почти физически ощущаемая ненависть. Паук замолотил в воздухе лапами, стараясь поймать маленького наглеца. Бата уворачивался. Но движения Твари становились все более четкими и быстрыми. Вокруг боно начала ткаться полупрозрачная паутина узора. И в ней все меньше оставалось места для черного комочка.

Теренс швырнул Ланью в коридор и развернулся, что-то судорожно нашаривая за пазухой. Свист Баты вдруг прервался, и у Ирила остановилось сердце. Неужели?

Нет, боно засвистел вновь. Уже не так громко и отчетливо. С перерывами. Но свистел. Сколько он еще продержится?

Ланья, скребя руками по полу, все же высунулся из-за угла, чтобы видеть происходящее. Все равно, если Бату поймают, им не жить. Паук оказался именно тем страшным противником, о котором рассказывали легенды. Но почему он им дал подойти так близко?

Теренс справился, наконец, с непослушной одеждой. Ирил вцепился взглядом в почти поймавшего боно Паука и пропустил начало. Когда он увидел, что делает Старший, у него, несмотря на всю серьезность ситуации, чуть не вырвался истерический смешок: неприемлющий ненадежного оружия глемм стоял, расставив ноги, и держал на вытянутых руках … пистолет. Примерно такой, какой был у Швайцера, он показывал его как-то.

Ирил моргнул. Чем может помочь пистолет?

– Шама-а-ан! Каще-е-ей! – гулким голосом, перекрывающим все звуки, заорал вдруг Теренс. Ланья опять моргнул, на сей раз еще и разинув рот. Кричащим Теренса он еще не видел. И даже представить не мог. Что ж, все когда-то случается впервые….

Кащей замахал руками, и пистолет в руках глемма вдруг полыхнул синим. Запульсировал…, и оделся уже в желтое свечение. Краем глаза Ирил отметил привалившегося к стене Распорядителя. Он творил какой-то узор.

– Давай! – выплюнул Шаман и свалился кулем на пол.

Бах! Бах! Бах! Выстрелы следовали один за другим. Пистолет в руках глемма дергался, выплевывая огненные сгустки. Выстрелы казались самыми обычными. Вот только эффект от выстрелов оказался неожиданным ни для кого.

Раздавшийся в тесном помещении грохот оглушал. Ударная волна заносила в коридор пыль, гарь и ошметки чего-то непонятного и скользкого.

Бах! Бах! Бах! Бах!

Пистолет замолчал. Патроны кончились.

Ирил проморгался, пытаясь понять, что произошло.

Паук бесформенной кучей лежал на полу. Лапы его судорожно подергивались, как будто в агонии. По всему залу были разбросаны начинающие шевелиться тела, запорошенные пылью, сбитой со стен. Теренс опустил руки и грузно сел, привалившись к стене.

И в наступившей тишине стал отчетливо слышен чей-то тонкий и жалобный плач.

– Бата! – от запорошенной стены отвалился кусок, рванулся в зал, упал, задергался и пополз, подволакивая ногу. – Бата!

Григор подполз к безвольно лежащему на полу черному комочку, схватил его на руки и закачал, точно ребенка.

– Бата!

– Кащей, – хрипло позвали откуда-то сбоку.

От стены отвалился еще один, точно так же запорошенный кусок, и длинная нескладная фигура, шатаясь, отправилась в нелегкое путешествие по залу, на помощь.

Ланья вдохнул, да так и остался с набранным в грудь воздухом: в темных провалах коридора покачивались на целых линиях две совершенно невредимые светящиеся капли. И они медленно приближались.

– Шама-а-ан! – воздух из груди Ланьи вылился в перепуганное натужное шипение, перемежающееся визгом. – Шама-а-ан! Он жив! Капли! Движутся!