С самого первого дня появления этих людей в хосписе она ждала, когда появится кто-нибудь с оружием и начнет задавать вопросы. Может, наемники, может, анархисты или правительство, может, просто самостоятельная банда или те, кто решил отнять все необходимое у более слабых.
Когда по пастбищу с воплями прибежали Люк Перес и его друзья, она решила, что это наконец-то произошло. Они отправились посмотреть, что испугало коров, и теперь потрепанный старый джип со скрипом остановился в центре Реторны. Они звали Бланко, священника, да хоть кого-нибудь.
Монстры, кричали они. К нам идут монстры.
Теа де Сехос изучала медицину в Гвадалахаре. Выступала на конференциях в Париже и Мадриде. Она не ходила в церковь. И с далекого детства не верила в монстров. Пока не началась война.
Она отвела Люка Переса в церковь – именно там фактически находились власти Реторны, с тех пор как деревня стала отдельным островным государством в море боевых действий. Де Сехос усадила Люка рядом с отцом Эстебаном и послала за Хосе Бланко. Нужно созвать собрание.
– С чем мы имеем дело? – тут же спросил Бланко.
Он был крупным человеком, начинающим толстеть, пока не разразилась заварушка. А кроме того, когда-то сильно пил, но, видимо, в этом смысле стал единственным человеком в Кампече, кому война пошла на пользу.
– Это их боевые псы, – мрачно сообщил отец Эстебан. – То есть они из военной компании.
Бланко потеребил усы.
– Люк говорит, он видел только двоих.
– Мы не знаем, скольких он не видел, – прошептала де Сехос.
– Так расскажи мне о них.
Она передернула плечами.
– О том, как их используют здесь, ничего не известно. «Редмарк» и другие держат все в секрете. А по всему миру… Они еще новые, экспериментальные образцы. Многие возражали против их создания. Но смысл в том, что, используя их, можно не рисковать жизнью людей, вот только злые языки утверждают, что на самом деле их посылают на те задания, за которые не возьмутся люди. Операции уничтожения, и никаких угрызений совести.
– У них нет души, – добавил Эстебан, и де Сехос подняла брови. – Прости, такова политика церкви. Об этом объявил сам Папа.
Эстебан был совсем молод, и де Сехос всегда считала, что его сослали в Реторну, дабы остудить горячую голову.
– Вероятно, они идут впереди регулярных частей, разведчики. – Голос де Сехос слегка дрогнул при мысли о том, что они могут обнаружить. – Но возможно, они…
– Возможно, они собираются стереть Реторну с лица земли, – завершил фразу Бланко. – Я соберу всех, у кого есть оружие. Вдруг их всего двое.
– Они же наверняка пуленепробиваемые.
Бланко пожал плечами.
– Они животные. Животные умирают.
Очень скоро послышались крики – по краю городка что-то кралось. К тому времени большинство жителей Реторны укрылись за крепкими стенами церкви и в особняке, за которым присматривал Бланко. Сам Бланко собрал в деревне все винтовки и дробовики, зарядил их и раздал тем, кто умеет стрелять. Почти из каждого окна торчал ствол.
Де Сехос находилась в особняке, всячески пытаясь всех успокоить. Она услышала, как выругался Бланко.
– Матерь божья, это еще что?
Она бросилась к окну посмотреть. Она ожидала увидеть что-то среднее между человеком и собакой, наверное, как волки-оборотни из фильмов. Но это было нечто другое. Во-первых, крупнее. Существо двигалось по окраине Реторны на четырех лапах, но потом встало на две и оказалось выше почти всех домов в деревне. Какое-то время де Сехос видела лишь неясный темный силуэт, почти бесформенный. Это уж точно не собака.
– Это медведь, – прошептала она.
– Это не медведь, – выдохнул Бланко.
Ведь кто такие медведи? Детские игрушки и печальные, понурые обитатели зоопарков. Де Сехос считала, что знает, как выглядят медведи, их форму и размер. Но это существо было колоссом из мускулов, когтей и зубов. И оружия. Оружие прикреплялось к боку чудовища чем-то вроде сбруи, и если переплавить все винтовки Реторны и отлить из них одну, она все равно будет меньше.
– Не стрелять. Если начнем стрелять, то объявим войну. Не стреляйте, пока у нас не останется другого выхода, – прошептала де Сехос.
– Совсем идиотом меня считаешь? – огрызнулся Бланко, но беззлобно.
В его широко открытых глазах читался испуг, сжимающие дробовик пальцы побелели.
Медведь поднял морду и почесался, зарыв когти под сбрую.
– Здравствуйте, жители деревни!
Голос был громким и раздался так внезапно, что люди отшатнулись от окон, как от атаки. Де Сехос услышала выстрел откуда-то из церкви, кого-то подвел дрожащий палец. На миг все задержали дыхание, но пуля явно не побеспокоила медведя.
– Хорошего вам дня! – прогромыхал медведь. Громко, но сам голос явно не подходил этому существу – женский и нежный, из уст любого другого он звучал бы приятно. Таким голосом может говорить диктор в новостях, пресс-секретарь правительства или продавец. Испанский звучал слишком формально, как из учебника.
– Никто не рассказывал, что они умеют говорить, – проворчал Бланко.
– Видимо, умеют, чтобы докладывать…
Но это совсем другое. Де Сехос смотрела, как играют мускулы медведя.
– Оно собирается… приказать нам уйти, как думаешь?