А под вечер того же дня собаки появились в расположении роты Двинянинова.
Его вызвали к командиру. Он пробирался по длинному извилистому ходу сообщения и вдруг прямо перед собой увидел некрупную черно-пегую мохнатую собаку. Дружелюбно озираясь на сидевших в укрытиях бойцов, она неторопливо бежала по узкому проходу. Позади, удерживая ее за поводок, шел молодой незнакомый боец; за ним следовали еще одна собака и второй вожатый.
Двинянинов посторонился и пропустил их. Солдаты провожали животных веселыми шутками; у каждого при виде собак, столь неожиданно очутившихся вместе с ними в окопе, невольно появлялась улыбка.
В блиндаже отделенный командир предупредил бронебойщика:
— К нам собак прислали, танки взрывать… Видел, наверно? Так ты не подстрели случаем… — И добавил, улыбнувшись: — Тебе, значит, помощники…
Для собак (всего их было четыре: еще две прибыли на следующее утро) отвели отдельную землянку позади линий окопов, куда вел ход сообщения; там они и поселились со своими вожатыми — молодыми общительными парнями — в ожидании своего часа.
Случилось так, что вслед за их прибытием на фронте установилось затишье, гитлеровцы прекратили атаки, и бойцы шутили, показывая на землянку, откуда порой доносился собачий лай:
— Уж не их ли испугались?
Собаки внесли неожиданное разнообразие в жизнь переднего края. К землянке началось настоящее паломничество. Шли и несли гостинцы: кто кусок сала, кто выловленную из ротного котла жирную мозговую кость, кто вскрытую банку консервов… С появлением этих четвероногих товарищей что-то неуловимо мирное, домашнее, о чем всегда тоскует душа солдата, вошло в суровый фронтовой быт. Хоть и не понимает собака человеческую речь, а все равно приятно сказать ей ласковое слово, посидеть подле нее, выкурить цигарку-другую и, запустив пальцы в мягкую собачью шерсть, ощущая тепло живого тела, унестись мыслями далеко-далеко, туда, где ждет солдата семья, а на дворе лает такой же вот Шарик или Жучка…
Это рождало и новую тоску и новую ненависть: тоску по дому, ненависть — к врагу, к Гитлеру и гитлеровцам, ко всем, кто лишает человека законного счастья, хочет разорить землю.
Именно такие чувства испытал Двинянинов, побывав в землянке собак-противотанкистов. Он сделался там частым гостем. Собаки были незлобивы, охотно принимали ласку и угощение. Добродушие как-то странно не вязалось с их опасной профессией. Особенно полюбилась Двинянинову одна — та самая, которую он увидел первой: черно-пегая, в меру рослая, с живыми умными глазами и миролюбивым, приветливым нравом. Ее звали Малыш.
Это была самая обыкновенная шавка, каких тысячи бегают по улицам городов, пока не попадут в ящик к ловцам бродячих собак, — маленькая попрошайка, живущая подаянием, незаметная и ничтожная, но обладающая тем на редкость незлобивым и безответным характером, который свойствен дворняжкам. Пушистый хвост калачом, лисья мордочка и полустоячие уши говорили о том, что она состоит в родстве с лайкой; с тем же успехом в ней можно было обнаружить крови овчарки и других собак.
Еще каких-нибудь три-четыре месяца назад Малыш рылся на помойках в отбросах, дрался с другими такими же бродяжками… Война потребовала большого количества собак, она же призвала на службу дворняжек, являвшихся париями[1] собачьего мира. Оказалось, что многих из них, обладающих достаточным ростом и силой, можно успешно использовать в боевой обстановке.
Вначале за свой добрый нрав Малыш попал в подразделение собак, предназначенных для дрессировки по санитарной службе. Однако очень скоро выяснилось, что он неспособен к длительному поиску на местности, которым, как известно, сопровождается работа собаки-санитара. Зато он мог бежать за куском еды хоть несколько километров, не пугаясь грохота выстрелов, ловко преодолевая все препятствия и проявляя изумительные энергию, настойчивость. И это решило его судьбу. Малыш сделался противотанковой собакой.
В самый трудный период войны, когда противник рвался в глубь советской страны, наши кинологи[2] предложили применить для борьбы с вражескими танками обученных собак. Это были собаки-самоубийцы. Взрывая танк грузом взрывчатки, которую она несла на спине, собака убивала и себя. Щадя породистых животных, в подразделения противотанкистов направляли полукровных или совсем беспородных собак.
Закономерным концом дворняжек считается смерть под забором или петля кошкодава. Теперь им предстояла почетная смерть.
Их обреченность изменила отношение к ним. Если в прошлой бесправной жизни дворняжки не были избалованы заботой человека, то отныне они получали тот же паек, что и породистые животные, стали пользоваться тем же уходом.
Конечно, жаль посылать животное на верную смерть — даже дворняжку; но собаки помогали сохранить жизнь советскому воину.
Именно благодарное восхищение перед безгласным подвигом четвероногих героев прежде всего и заставляло бойцов почаще заглядывать в землянку с животными, угощать их от всей полноты сердца.
— Кушай-ко… — добродушно, со своим характерным уральским выговором на о, басил Двинянинов, кладя перед Малышом гостинец.