Пташка

Пчёлка никак не могла наговориться — все братья и сёстры были гораздо младше, и теперь у неё вдруг появилась сестра и подруга одновременно. Но Гнеда, свернувшаяся калачиком в постеленном на сено овчинном кожухе, уже не разбирала слов. Речь Пчёлки постепенно сливалась с переливом реки внизу. Шумные вздохи коровы, печальный скрип коростеля на лугу, непривычная сытость и запах чего-то родного, давно забытого и вновь обретённого заставили её уснуть самым сладким за долгое время сном.

5. Семья.

На другой день Гнеда не сразу поняла, где находится. Сквозь дрёму она услышала звуки льющейся воды и тихий женский голос. Девушка пошевелилась, и щёку укололо сеном. Из хлева доносилась утренняя возня, поквокивали куры, тихонько стукало ведро о корыто и хлюпала пойлом корова. Твердята что-то ласково говорила ей, а, может быть, телёнку. Чуть в отдалении скрипнули ворота и фыркнула лошадь, прошуршали колёса телеги.

Гнеда с усилием стряхнула с себя сонную негу и приподнялась на локтях. Рядом посапывала Пчёлка, утренний свет мягко очертил её умиротворённое лицо, вишнёвые губы и светлые ресницы. Девушка потеребила подругу за плечо.

— Ты чего? – спросонья удивилась Пчёлка.

— Мать уже скотине корм задаёт, а мы всё дрыхнем.

— Ааа, — вяло пробормотала девушка и, махнув рукой, перевернулась на другой бок. – Она меня бережёт. Говорит, в молодухах ещё наработаюсь.

Последние слова Пчёлка уже мямлила сквозь сон.

Гнеда вздохнула и принялась спускаться. Тихо, чтобы не разбудить спящих по-летнему в клети детей, она прошла в избу. Дрова в растопленной печи уже догорали, и устье зевнуло на девушку жаром, когда она наклонилась к стоящей рядом бочке напиться.

— Батюшки, ни свет, ни заря. Ступай досыпать, дочка! – удивлённо засмеялась вошедшая Твердята.

Она была в чистой рубахе, опрятно закатанные рукава обнажали тонкие загорелые руки. На шее краснела рябиновая низка.

Гнеда улыбнулась в ответ:

— Пойду, воды натаскаю. — Она взялась за дверь, но тут вспомнила. — А где Катбад?

— Да они втроём чуть свет орать вышли. Жаворонок да жаба уж давно песни поют, выгоняют в поле.

Подхватив коромысло, девушка направилась вниз к реке. Она миновала амбар, прошла огород, который, как и поле, ждал со дня на день принять в себя семена будущего урожая. Поленница на краю подворья была по-хозяйски полна дровами на любой случай: и жаркие берёзовые, и еловые, смолистые и трескучие, и ольховые, которые в мыльне любую хворь выгонят из тела. А вот и сама баня, почти у самой воды.

Дойдя до реки, Гнеда первым делом умылась и причесалась. Она переплела косу и перехватила волосы очельем. Набрав полные вёдра, девушка склонилась над одним из них.

Из дрожащего зеркала на неё глядели насмешливые карие глаза. Гнеда не любила своего отражения. Её лицо было слишком угловатым, глаза — недостаточно большими и слегка раскосыми, нос, напротив, казался чересчур велик, а уж тёмные волосы и брови напоминали ей и всем окружающим, что она чужачка. Но в это утро девушка на удивление нравилась себе. Да и румянец на щеках проступал даже через закопчённую злым весенним солнцем кожу. Улыбнувшись смуглянке в ведре, Гнеда легонько шлёпнула по воде ладонью, и её образ разошёлся колеблющимися кругами.

Вернувшись в дом, Гнеда как следует вымела печь и помогла Твердяте скинуть на под пять пухлых хлебов, которые хозяйка успела сотворить из кислого ноздреватого теста. Потом в четыре руки убрали избу, вычистили дресвой полы и хорошенько выскребли стол ножами. Перетряхнули постели и завели квашню на вечерние пироги. До завтрака они успели ещё расстелить на росной траве холсты, а когда проснулись малыши, их уже ждали на столе вчерашние щи с ржаным караваем. Пчёлка удивлённо приподняла бровь, увидев свою новую сестру, распоряжающуюся по дому, словно это она, Пчёлка, была у неё в гостях.

Дети, и так почти не дичившиеся незнакомки, вскоре совсем освоились с ней, и не успела Гнеда оглянуться, как одни уже сидели у неё на коленях, а другие прыгали около, принося на похвальбу кто игрушку, кто глиняную свистульку. Старшему мальчику минуло десять, и он уже смотрел маленьким мужичком. Мать поручила ему важное дело – отнести пахарям горячее в поле, и он с многозначительным видом ждал, пока она приноравливала ему на плечо жердь с привязанными с обеих сторон горшочками.

День утекал как сквозь пальцы в заботах, которые Гнеда разделяла с Твердятой со странной радостью. Она словно старалась наверстать всё то, чего была лишена в сиротстве. В Перебродах девушка то и дело подвязывалась на разные дворы — где посидеть с малыми ребятами, где напрясть пряжи, где помочь с обмолотом, где прополоть и уж обязательно проводила всё лето на сенокосе и жатве. Но всё это было приработком, службой для чужих людей, теперь же Гнеда впервые чувствовала себя дома, в семье.