Пташка

Гнеда с самого утра не находила себе места. Она вымыла волосы, от которых теперь исходил тонкий травяной запах, и нарядилась в новую сорочку и верхницу. Пригодились и дорогие зелёные бусы, и серебряные усерязи, и расшитый шёлковый поясок, и Твердята сквозь страх, который не уходил, несмотря на все уверения девушки, что ничего дурного не случится, наконец-то смотрела на молочную дочь с одобрением. Страшно было подумать, что было бы, случись Твердяте узнать, что в гости они поджидали не просто вельможу из Стародуба, а самого князя.

Но Гнеда волновалась, и её названная мать, вернувшаяся с ней по такому случаю из поля, угадывала это.

Зачем приезжал Стойгнев? Лихорадка, в которой девушка едва не сгорела после заточения в холодной клети, навсегда выжгла из её сердца любые добрые чувства к нему, и теперь Гнеда понимала, что за мнимой тоской по Стойгневу прятала то настоящее, что на самом деле испытывала к его побратиму. И всё же Гнеда не могла думать о молодом князе равнодушно.

Действительно ли Стойгнев лишь охотился неподалёку, или у него была скрытая цель? О чём они могли говорить после всего, что произошло? Не держал ли князь камня за пазухой? Быть может, вопреки словам Фиргалла, он всё ещё лелеял обиду или месть? Но в глубине души Гнеда знала, что сид бы не уехал, если бы у него оставались хоть малейшие подозрения.

Девушка не понимала, для чего Стойгневу была нужна встреча, и это заставляло её строить самые разные догадки. Она не испытывала страха, но неожиданное появление князя в её устоявшейся жизни взбудоражило и вселило тревогу. А самое главное, Гнеда умирала от неведения, гадая, будет ли Бьярки в свите названного брата.

— Едут, едут! — переполошённо крикнула Твердята, вбегая в дом, и девушка подскочила с лавки, где сидела, теребя изумрудную ленту в косе. Она заставила себя улыбнуться, успокаивая их обеих, но уголки рта непослушно дрогнули.

Гнеда коротко пожала кончики пальцев молочной матери, подбадривая то ли её, то ли саму себя, и вышла за порог. Голова кружилась, а сердце стучало, словно готовилось вот-вот выскочить наружу, и Гнеда положила ладонь на грудь, стараясь утихомирить его.

В ворота въезжало пятеро всадников. Она сразу увидела Стойгнева, но взгляд девушки не задержался на нём, торопливо следуя дальше, к его спутникам. По левую руку князя держался рыжеватый незнакомец, помогавший своему господину выбраться из седла. Чуть поодаль — широкоплечий гридин, которого Гнеде уже приходилось видеть в Стародубе. Четвёртый — высокий кметь из княжеской стражи, чьё имя девушка от волнения не могла вспомнить.

Внутри похолодело, и что-то больно зацарапало под рёбрами. Живот скрутило в тугой комок, и Гнеду затошнило, но в этот миг показался последний из спутников, и она узнала Бьярки.

Воздух куда-то делся, и Гнеде потребовались все силы, чтобы сделать новый вдох. В висках загрохотало.

Он был здесь. Совсем рядом.

Спешившись и привязав коней, гости направились к дому.

Гнеда вздрогнула, когда ей на поясницу легла рука Твердяты.

— Батюшки мои, — боязливо прошептала она.

— Здравствуй, хозяйка, — громко поприветствовал подошедший Стойгнев и поклонился. — Здравствуй, Гнеда Яромировна, — перевёл он улыбающиеся глаза на девушку, которая оцепенела, впервые услышав имя отца подле своего собственного. Краем глаза Гнеда заметила, как медленно повернулась к ней Твердята. Догадалась ли?

Они возвратили поклон.

— И ты будь здоров, господин, — ответила Гнеда, сделав всё возможное, чтобы голос её звучал ровно.

— Проходите, гости дорогие, отдохните с дороги, разделите с нами хлеб-соль, — засуетилась Твердята, но князь остановил её.

— Спасибо, хозяюшка. Проездом я. Дозволь нам словом перемолвиться, да и уеду я прочь с твоего двора, не стану докучать.

Твердята рассеянно попыталась снова зазвать гостей в дом, но Стойгнев заметил лавку, стоявшую в отдалении на пригорке над рекой.

— Сделай честь, Гнеда, посиди со мной немного, — попросил он, и девушка почувствовала, как что-то съёжилось внутри под его слегка насмешливым и грустным взором.

Она кивнула и бросила быстрый взгляд на Бьярки. Юноша с безразличным видом смотрел себе под ноги.

Из дома выскочила Твердята с рушником и крынкой кваса, принявшись хлопотать возле гостей, и Гнеда поспешила вслед за Стойгневом. Они устроились на разных концах лавки вполоборота друг к другу.

— Не думала ты меня ещё увидеть? — спросил Стойгнев, и девушка лишь покачала головой. — Неподалёку лежит мой ловчий путь. С которого мы однажды сбились. Помнишь?

Их взгляды встретились.

— Надо же, — промолвил князь, изучая её лицо, — как я раньше не замечал в тебе сарынской крови.

Гнеда сглотнула.

— Я не хочу, чтобы ты держала зло на меня. Я простил тебя, Гнеда, и ты прости меня. Мы не в ответе за дела наших отцов, но в наших руках исправить то, что было совершено неверно.

Стойгнев поднял ладонь, сделав знак своему человеку, и вскоре тот явился с увесистым ларцом в руках. Когда слуга удалился, князь отщёлкнул замок и поднял крышку, разворачивая содержимое укладки к девушке.