Птенец

Это была землянка, выложенная изнутри лакированным деревом, освещенная сильной лампой под абажуром. Сухо, никакой погребной сырости. В дальнем углу за дубовым столом на дубовом стуле сидел холеный человек лет пятидесяти в галифе на подтяжках и нижней рубашке. Он что-то писал, намеренно не обращая на Ржагина никакого внимания. «Так, — немедленно завелся Иван, — так-так. Ну, гусь драный. Знаем мы эти чванливые приемчики на унижение. У нас папашка своих в точности так выдерживает. Знакомы».

— Разрешите обратиться?

— Минуту.

— Я могу идти?

— Куда?

— Баиньки.

— Не спеши. Ступай ополоснись лучше. Вон, за занавеской. А то черный, не вижу, кто ты и есть.

— Слушаюсь.

Иван поостыл. Нашел раковину, сдернул рубашку и с наслаждением до пояса вымылся.

— Шагай сюда. И документы прихвати. Ты кто вообще-то?

— Скалдырник.

— Профессия?

— Пожалуй.

— Врешь.

— Чтоб мне еще раз так не повезло.

Ивану никогда не нравилось, что незнакомые люди «тыкают» — в этом он, между прочим, усматривал один из признаков, как он говорил, падения нравов.

— Болтун небось?

— А кто сейчас не болтун?

Посмотрев документы, начальник поскучнел, сделал вид, что расстроился.

— Корреспондент, а по вагонам шныряешь.

— Материал под ногами не валяется. Иногда приходится.

— Худо, парень. По инструкции я могу отдать тебя под суд. Или штрафануть. Крепко.

— Мне не нравится ни то, ни другое. Разрешите закурить?

— Нет.

— После холодного душа душа просит.

— Под суд?

— Если выбирать, то штраф, конечно, лучше.

— Полтинник.

— Сколько-о?

— Полста рубликов. Я тебе квитанцию, и кати дальше, пиши. А хочешь, пришлю на институт. С характеристикой, и сумма поболе — стольник.

— Знаете... на пару рублей я бы согласился. И то чересчур.

— Шуткуешь?

— Ну, два пятьдесят.

— Здесь адрес института правильный?

— Ладно вам. Грабить-то. Трешник я еще наскребу, но откуда у бедного студента сто? Воровать заставляете?

— По вагонам не лазь.

— Ну хорошо. Пять. Это моя последняя цена.

— Смеешься?

— Что вы. Пожалели бы лучше, гуманность бы проявили. Все-таки с литератором имеете дело — самосознание на высоком уровне. Обещаю, что дальше поеду пассажирским.

— Отпустить? Не имею права.

— Имеете, не имеете, какая разница?

— Значит, так. Штраф платить не желаешь. В тюрьму не хочешь.

— Истинный крест, не хочу.

— Тогда давай-ка, парень, вот что. Отработай пару деньков.

— Вас не понял.

— Что ж тут непонятного. Рабочих рук у нас маловато. Отработаешь заместо штрафа. Ну, и в расчете, езжай себе, пиши.

— Как Иаков у Лавана?

— Что за Яков?

— Знакомый один.

— А... Ну, что — согласен?

— Знаете. Подведу. Я ничего не умею делать.

— Совсем?

— Совсем.

— Это ничего. Ты парень занятный. Небось на гитаре бренькаешь. А полить грядки и осла научить можно.

— Вот это комплимент. Я теперь сверх срока останусь.

— Значит, по рукам?

— Секунду... Я думал, у вас хозяйство военное.

— Больше тебе скажу — секретное. Согласишься, возьму подписку о неразглашении.

— Да я... Могила.

— Корреспондент ты небось липовый. Но это ладно, твое дело. А подписку организую по всей форме. Сболтнешь — упеку.

— Когда приступать?

— А хоть прямо сейчас.

— Там у вас, в гарнизоне, найдется какой-нибудь буфет? Столовка, надеюсь, есть?

— Покормят.

— И баиньки?

— И банька. Вот, поставь свою закорючку. Тут.

— Баньку я уважаю. С малолетства. С тех пор, как меня запродали в высший свет.

Иван подписал какую-то справку в четверть листа, небрежно пробежав ее по диагонали — канцеляризмы и штампы.

— Порядок. Ровно через сорок восемь часов ты свободен.

— Наконец-то... Я не ослышался? Вы сказали — свободен?

— Блудило, — добродушно ругнулся начальник. — Вадик!

Вошел тот самый молчаливый солдат, что провожал сюда Ржагина.

— К Акулине!

— Есть! — гаркнул солдат, цокнув каблуками.

Командир, хлопнув подтяжками по животу, сально заулыбался и, точно завидуя, подмигнул Ивану.

— Вечерком, может, и проведаю. Все-таки ты занятный.

— Е бэ жэ, как говорил Толстой.

— Иди ты? — удивился он. — Сам Толстой? — и расхохотался. — Который граф?

Вздернув рюкзак, Иван было направился к выходу, однако Вадик стволом винтовки путь ему преградил и указал, что им сейчас не сюда, а во-о-о-он туда надо.

— Там же умывальник, — Ржагин не понимал, куда следует идти, перед ним была глухая стена. Некоторое время полуголый начальник наслаждался его замешательством, затем нажал кнопку, и под сытый хохот его стена с негромким скрежетом разъехалась.

Иван укоризненно покачал головой.

— Как дети, честное слово.

И шагнул в проем.