— Я бы и сейчас въяривал, если б не один человек. Умный, стервец. Я таких сроду не видывал. И не увижу — здесь, на воле, середнячки или одна шантрапа. Он ведь что? Он за меня мое будущее увидал. И как он так смог? Я тогда в очередной раз освобождался, а он говорит: «Скоро опять сюда, Коля?» — «Ага. Скука жить, как они живут. Скука». — «Дело знаю. Азартное, по тебе. И чистое». — «Ну, — говорю, — чистое. Такого в природе нет». — «Не спеши, — говорит. — Испробуй, хуже не будет. Я тебе записку напишу». Я не поверил, а записку в карман сунул, на всякий случай. Вышел — куда податься? Все четыре стороны — мои. А, думаю, один бес, приехал сюда, записку показал. То, сё, порасспросили, проверили, его ли почерк. Решили — рискнем. Неделю со мной механик возился, учил. Вон Ефим Иваныч знает, он меня попервости защищал, поддерживал. Ну и прижился. На второй сезон уже бригадиром поставили. Прав тот человек оказался — мое дело, настоящее. Для мужиков.
— А пошалить не тянет, Коля? — поинтересовался Гаврила Нилыч.
— Тянет. С бабой новой. А так — нет. На море интереса больше. Не поверите, сплю и вижу, где бы сеть бросить. Зимы не люблю. Тот человек... Перевернул он меня. Урка кончился, все. Теперь я — рыбак.
— А что за человек? — спросил Ржагин. — Тот, что посоветовал, записку написал?
— Тебе на что?
— Как следователю, мне все про тебя положено знать. Чья заслуга в том, что ты такой раскованный? Того человека? А может быть, смелость и жажду свободы прививают исключительно в заключении?
— Я же сказал, умный. Понимаешь, улыба, — умный. Там на одного придурка с полдюжины головастых. А он и среди них выделялся. За что сидел? Да какая разница. Что-то подписал, деньги какие-то, а их растащили на премиальные, и те, кто растащил, когда копать начали, не забыли благодетеля — и с собой. Состряпали дело и упекли. Друзья служивые еще и подмогнули, с особой радостью. И понятно — кому он нужен у нас, умный? Только помеха, разве не так?.. Ох, расстроили вы меня. Плесни, Евдокимыч.
Николай выпил один, поднялся и тяжелой поступью ушел на мотобот.
— Надо же, — удивился Ржагин. — Бригадир-то наш. В тюряге ума набрался.
— Подумаешь, — сказал Пашка, вроде даже с легкой обидой. — И что? Я вот тоже сидел.
— Ври больше.
— Да чтоб мне...
— За что, интересно?
Пашка крякнул и подбоченился:
— За любовь.
— Ух ты, — рассмеялся Евдокимыч. — Кабы у коня, да не лысина во лбу.
— Все бы им ржать. Гады.
— Не серчай. Жми, Павел. Нынче народ смешливый — и соврать не дадут.
Пашка, подражая бригадиру, принял позу посолиднее и рассказал: