Птенцы соловьиного гнезда

Карина поднялась со своего стула и подошла к нему.

— Папа… — Она всхлипнула. — Я не хочу, чтобы ты уходил.

Она прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди.

— Я знаю, малышка, — грустно сказал Демиург, поглаживая ее по голове. — Я знаю. Тебе тяжелее всего. Перестарался я в свое время с отцовской любовью. Но ты справишься, я верю.

Он мягко отстранил девушку и почти силой усадил ее на стул. Потом отошел к двери и повернулся к молча смотрящим на него людям.

— Я не прощаюсь навсегда, — сказал он. — Когда-нибудь мы еще увидимся, обещаю.

Его силуэт на фоне дверного проема окутался туманной дымкой и медленно растаял в воздухе. Несколько первых тактов «Соловья в оперении сером» прозвучали — и медленно заглохли в тишине.

Несколько минут в комнате стояло тяжелое молчание. Первой его нарушила Эхира.

— Именно такого я и боялась, — тихо произнесла она. — Его инструкции, которые я выполняла в последние пару периодов, очень походили на применяющиеся при консервации сети влияния. Но я надеялась…

Она махнула рукой.

— Кара, Яни, — осторожно спросила Цукка, — а что он вам рассказывал наедине такого, что на вас лица не было?

— Он показал, как с помощью манипулятора нейтрализовать человека, — мертвым голосом сказала Карина. — Касание мозга, вызывающее мгновенную потерю сознания. И он показал, как можно убить, не оставив следов. Такое же касание сердца — и все. Паралич центра автономного ритма. Вскрытие покажет острую сердечную недостаточность от невыясненных причин… И еще разрушение межатомных связей. Он… наверное, он хотел, чтобы мы могли защититься от чего угодно даже в его отсутствие…

Она поднялась и шаркающей походкой, сгорбившись, вышла из столовой. Цукка растерянно посмотрела ей вслед.

— Ее нельзя сейчас оставлять одну, — произнесла она. — Мати, позаботься о Яни с Ликой.

Карину она перехватила в прихожей. Девушка пыталась попасть ногой в туфлю, слепо глядя перед собой.

— Кара, дождь на улице! — встревоженно сказала Цукка. — Ты промокнешь!

— Пусть… — Карина даже не взглянула на нее. — Все равно…

— Нет уж, не все равно! — Цукка попыталась преградить ей путь, но невидимая сила подхватила ее и осторожно отодвинула в сторону.

— Прости, Цу, — глухо произнесла девушка. — Мне просто надо остаться одной. Не беспокойся, все будет в порядке.

Она наконец-то справилась с туфлей и, толкнув дверь, вышла на крыльцо, под хлещущие струи зимнего ливня.

— Ну уж нет! — решительно заявила Цукка. Она схватила с вешалки два дождевика, надела один на себя, быстро влезла в сапожки и вышла вслед за своей воспитанницей. Карина стояла в луже посреди двора, глядя в низкое небо, по которому со стороны океана стремительно неслись серые дождевые тучи, и ее домашняя кофточка стремительно набухала влагой. Цукка накинула ей на плечи дождевик и набросила на волосы капюшон.

— Горюшко ты мое, — вздохнула она. — Ну, не хочешь дома оставаться — пойдем погуляем.

Карина, словно очнувшись от сна, недоуменно взглянула на нее.

— Цу, — слабо произнесла она, — но ведь дождь. Ты промокнешь…

— Ты тоже. Пойдем.

Ухватив Карину за руку, она почти силой поволокла ее за собой к калитке в рощу. Они прошли под сочащимися влагой ветвями маронов, перешагивая через весело струящиеся меж корнями ручейки, и поднялись на смотровую скалу над обрывом. Штормило. Далеко внизу свинцовые воды внутренней бухты сиротливо накатывали на опустошенные цунами берега, и ни один след от катера не нарушал ее пустоту. Лишь у причалов покачивались два спешно разгружающихся сухогруза и танкер. Карина опустилась на мокрый песчаник, обхватила руками коленки и стала смотреть на виднеющийся за горловиной бухты океан. Цукка опустилась рядом.

— Все хорошее рано или поздно кончается, — задумчиво сказала она. — Я чувствовала, что к тому все и идет. В последний год Дзи… отдалился как-то, что ли. Стал более отстраненным.

Карина промолчала.

— Он прав в своей обычной непробиваемой манере, Кара. Мы все слишком сильно зависели от него. Он заменил отца тебе, Яни, Лике, даже мне в какой-то степени. Мы привязались к нему. Но главная добродетель родителей заключается в том, чтобы не только любить своих детей, но и суметь вовремя отойти в сторону. Позволить птенцам выпорхнуть из гнезда и начать самостоятельную жизнь. Так больно расставаться с теми, кто стал частью тебя! Больно — но неизбежно. Тебе грустно, но печаль пройдет. Ты должна помнить о прошлом, его нельзя забывать, но твоя жизнь устремлена в будущее. Пусть память о папе сделает тебя не слабее, а сильнее. Он ведь хочет именно так.

— Я понимаю, Цу, — вздохнула Карина. Она пошевелилась, устраиваясь поудобнее и плотнее натягивая на себя дождевик. — Я все понимаю. Просто… ну, как-то неожиданно все случилось. Он даже не предупредил заранее, просто раз — и исчез!

— И хорошо сделал. Самое скверное — не боль, а ее предчувствие. Он избавил нас от муки ожидания, понимаешь? И потом, он ведь обещал вернуться. А он всегда держал слово.