Птенцы Виндерхейма

Сигрид усмехнулась. Она помнила Иду Иварсдоттир. Помнила худенькой девочкой, впервые ступившей на берег Виндерхейма. Помнила решительной тренированной девушкой, когда Ида, бесстрашно выполнив серию смертоубийственных трюков, получила высший балл по пилотированию. Помнила счастливой молодой женщиной, выпускницей академии и будущим пилотом.

Она помнила их всех. Неудачниц и отличниц, глупышек и умниц, робких и самоуверенных, мечтательных и прагматичных, дочерей эрлов и дочерей знатнейших родов Мидгарда.

«Уже десять лет, как мы с вами не виделись, и почти год, как я не писала, не рискуя отвлекать Вас от Ваших занятий. Не стала бы тревожить и сейчас, если бы не крайнее горе, в котором пребывает моя семья. Мне совестно просить Вас об услуге — мой долг перед Вами и так безмерен, как безмерен Мировой океан. И все же я прошу, поскольку Вы — единственный человек на Виндерхейме, которому может быть небезразлична моя просьба.

Речь идет о моем младшем брате — Рагнаре. Возможно, Вам известно, что семь лет назад он захотел пойти по моим стопам. Подобно многим мальчишкам, он бредил небом.

Рагнар успешно сдал экзамены и приступил к учебе. Я хотела бы написать, что он неизменно радовал свою семью блестящими оценками, но, увы, это было не так. Боги наградили моего брата немалыми амбициями, но недодали прилежания и усердия. Успехи его на ниве постижения наук были не блестящи, и не единожды само обучение брата в академии оказывалось под угрозой. И все же ему удалось дойти до выпускных экзаменов. Все мы лелеяли надежду, что Рагнару доверят управление „валькирией“. Сажать мальчика на сухопутный турс было бы насмешкой над его мечтой.

Увы, надежды не оправдались. Рагнар получил назначение на северные острова, и мы надолго потеряли его из виду. Моих родителей бесконечно опечалило, что их сын после столь долгой разлуки даже не заехал навестить родной фордор, но они понимали, каким ударом для его гордости стал крах всех его надежд.

В течение более чем шести месяцев мы лишь изредка обменивались письмами. Брат ничего не желал рассказывать о своей службе и категорически воспротивился намерению нашей матушки навестить его. Мы смирились с его нежеланием видеть родных и полагали, что время исцелит раны, нанесенные его тщеславию.

И вот пять месяцев назад пришла горестная весть. Рагнар героически погиб, защищая мирное поселение от монстра, извергнутого Северным Обрывом. Летающий кит полностью уничтожил турс, которым управлял мой брат. Он не оставил даже тела, чтобы оплакать и достойно похоронить бедного мальчика.

Это горе сломило матушку. Отец тоже сильно сдал, но нас поддерживала и утешала мысль, что Рагнар умер как герой, спасая сотни жизней. Мы верили в это — письма его командира не давали повода сомневаться.

Думаю, мне никогда не пришло бы в голову подозревать обман, если бы не случайная встреча с сокурсником Рагнара. Я разговорилась с этим молодым офицером, и он упомянул, что видел Рагнара в Йелленвике незадолго до того дня, как нам пришло известие о его гибели.

По словам сокурсника, брат был в странном расположении духа — то мрачен, но излишне весел — и легко впадал из меланхолии в буйство. Они выпили, и Рагнар признался, что место его службы совсем рядом с академией, на Маркланде, а эта увольнительная — первая за те полгода, что прошли после окончания обучения.

К сожалению, офицер не запомнил всех деталей разговора. Но он утверждает, что брат постоянно возвращался к теме риска, предопределенности и бренности существования, словно знал, что судьба немного отмерила ему и роковой час уже близок.

С того дня, как я услышала это известие, надежда если не увидеть снова моего бедного брата, то хотя бы узнать правду о его смерти не оставляет меня. Надежду на лучшее, которую я храню в своем сердце, нельзя назвать пустой, ведь тело так и не было предъявлено семье. Вы всегда учили меня, что хоронить товарища, прежде чем видел его кончину, — трусость и подлость. Не следовало забывать Ваши уроки.

И все же в своих попытках выяснить судьбу Рагнара я наткнулась на неожиданное и почти непреодолимое препятствие. Старые знакомые забывали о знакомстве, должники принимались юлить и изворачиваться, болтуны замолкали, стоило завести разговор о событиях, происшедших на Маркланде в марте этого года. Я отправила больше двух десятков писем и официальных запросов. В лучшем случае приходили официальные сообщения с вежливым и уклончивым ответом.

Только Вам на Виндерхейм за прошедшие месяцы я отослала пять писем. Зная Вашу прямоту и обязательность, я не сомневалась, что получу хотя бы несколько слов, разъясняющих Ваше отношение к моим осторожным вопросам, но ответа не было, и постепенно подозрение, что Вы не получали моих посланий, переросло в уверенность.