Птенцы Виндерхейма

Однако в академии иной порядок. Порядок дохрамовых времен, когда дружины викингов наводили страх на южные и северные острова Архипелага. Индивидуальная свобода, персональная отвага, собственные достижения — вот что ценили неистовые предки свандов. Не заслуги родителей, не власть семьи, не могущество рода, а только личные заслуги перед лицом богов и людей.

В Ойкумене есть древний миф о четырех мировых эпохах, похожий на учение бхатов о четырех эрах-югах, но отличающийся в расстановке акцентов. Не аскетизм, чистота души, милосердие и правдивость волновали древних ойкуменян, а служение порядку и олицетворявшим его богам.

Золотой век, когда люди жили своим разумом, познавая божественные законы мира, и на земле царили счастье и порядок. Серебряный век, когда люди познали запретные знания и боги снизошли к ним, неся знания о добре и зле, и стали с тех пор править смертными. Бронзовый век, преддверие Катаклизма, когда люди, не сумев придерживаться божественных заветов, стали нарушать их, прислуживая темным богам и демонам, тем самым впустив в мир Хаос и положив начало Катастрофе. И Железный век — время после Катаклизма, длящееся по нынешний день.

Стейнмод как-то сказал: для свандов дохрамовые порядки были Золотым веком. Ересь и богохульство, если подумать. А если еще больше подумать, не оглядываясь на катехизисы Храма и проповеди священников, подумать собственной головой, то кое-что начинаешь понимать.

Ты сам должен распоряжаться своей судьбой. Да, принимая чужие правила игры, затеянной без тебя и без учета твоих желаний, но принимая их сам, по собственной воле. Не безвольная пешка из бхатских шахмат, а равный другим игрок — пускай вначале слабый и неопытный, но решительный и самостоятельный. Только так можно превзойти чужие правила и начать диктовать свои.

Ардж понял это лишь наполовину. Прошлое еще довлело над ним. Благородное прошлое Горнего Дома, пожирающее его душу — как тайное прошлое клана Нода поглощает душу Хитоми. Ардж понял, что должен освободиться, но не знал как. И пришел к Хельгу.

Лис видел — верным вассалом, как Свальд, или просто другом, как Катайр, Гаутама не будет. Он желает научиться новому, чтобы укрепить старое — свой пошатнувшийся среди «птенцов» авторитет. Ардж все так же ненавидел Хельга и его товарищей, но сумел обуздать ненависть. Победил здоровый, вполне понятный Лису прагматизм. Бхат собирался поучиться у Хельга, а там… там видно будет.

Вот только у Хельга учителя были получше.

— Вот что я предлагаю, — закончил Лис, внимательно следя за реакцией одногруппников и Арджа.

Катайр задумчив — ему не нравится, но он понимает, что так у них больше шансов на победу. По безэмоциональному лицу Свальда ничего не разобрать, но сын Дома Огня поддержит Лиса, даже если все в нем восстает против столь неблагородного плана. Рунольв заворожен — он теперь не безмолвный зритель или инструмент для запугивания Арджа, а полноценный участник. Гаутама недобро ухмыляется — план им полностью одобрен. Фридмунд рисует на песке фигурки: люди с копьями скачут вокруг привязанного к столбу человека. Хотя, если приглядеться, это не копья, а скорее палки или прутья, да и привязанный человек изображен в традиционном бхатском доспехе…

Хельг вздохнул. Рыжего только могила исправит.

— Внимайте словам моим, боги и смертные! — затянул вдруг кто-то неподалеку, и «птенцы» от неожиданности вздрогнули. — Великие дети Хеймдалля и малые!

Песня — старая, громкая, хриплая, от всей души.

— Ты, Один, желаешь, чтоб речь повела я о судьбах предвечных всего, что живет!

— Я знаю века исполинов древнейших! — подхватил кто-то. Кто-то из свандов, несомненно. С чего бы остальным архипелаговцам петь песни чужой им культуры? — Чей род моих предков на свет произвел!

— Знаю девять миров я под Деревом вечным, чьи корни покоятся в недрах земных! — сразу несколько голосов поддержали первого певца.

В начальное древнее время жил Имир.
Земли тогда не было; не было неба;
Ни морского песку, ни холодной волны;
Трава не росла: всюду бездна зияла.
От Бора рожденные подняли почву,
И вместе устроили Мидгард прекрасный;
Грел с полудня луч солнца соленые камни, —
И травою зеленой земля поросла[1]

.

Совершенно неожиданная здесь и сейчас песнь свандов, пришедшая из седой эпохи Смутного времени, а может, и еще раньше, до Катастрофы, удивительным образом вплелась в узор полотна, который плели боги нынешней ночью. Прибытие на Маркланд, изматывающая пробежка, дурацкая забава с козлом — и «Прорицание вельвы», повествующее о начале и конце мира. Мира, бывшего до Катаклизма; мира, который не дождался Рагнарёка, однако все равно погиб из-за Катастрофы.

«Академия — наш Рагнарёк, — внезапно подумал Хельг. — Конец привычного мира для каждого „птенца“. И не каждому суждено его пережить…»